Ознакомительная версия.
— Доброе утро, — говорю я в ответ, и протягиваю руку за банкой кофе, которая стоит на тумбочке.
Я делаю себе напиток и выхожу из комнаты, чтобы Лариса могла спокойно переодеться.
Иногда я думаю, что люди, подающие в суд на врача, пусть даже тот трижды виноват, кидают камень в свое отражение в зеркале, пытаясь скрыть от самого себя свою вину. Жена Мехрякова, как самый близкий для него человек, могла увидеть его состояние, или предположить, что у него что-то не так. Всего то, чуть больше внимания к близкому человеку, чуть более откровенные взаимоотношения между людьми, спящими в одной постели.
Посмотри в глаза ближнему своему, и — увидишь там бездну.
Жена доктора Мехрякова перевалила свою вину на Ларису, которая, конечно же, тоже виновата, но только лишь в том, что ночью была недостаточно внимательна. Да, и бессмысленно искать виноватого, когда человека уже нет.
Я включаю компьютер и, прихлебывая из чашки кофе, беру папки с историями болезни. Рабочий день начинается.
— Всем привет! — жизнерадостно здоровается Вера Александровна, входя в ординаторскую. — День сегодня будет замечательный!
— Почему? — спрашиваю я, глядя на её довольное лицо. Сегодня у Веры Александровны юбилей — двадцать лет совместной жизни с её мужем. Она уверена, что никто этого не знает, и в этом она почти права, — действительно, никто, кроме меня. Муж Веры Александровны, вложив некоторое время назад определенную сумму в прибыльное предприятие, сейчас имеет достаточный доход, чтобы подарить жене новый автомобиль «субару». Она знает об этом, и именно это заставляет её радоваться наступающему дню.
— Да просто потому, — отвечает она неопределенно, и идет переодеваться.
Когда через десять минут Лариса сидит за столом и заполняет лист назначений, а Вера Александровна, сидя на диване, смотрит на себя в зеркальце, поправляя макияж, я говорю:
— В городе становится все больше и больше машин, и все чаще они сталкиваются друг с другом. Опасно стало ездить по нашим дорогам, много аварий и все чаще гибнут люди.
— К чему вы это, Михаил Борисович, — говорит Вера Александровна.
— Вчера видел, как новенькая «субару» серебристого цвета на большой скорости налетела на черный джип, перевернулась и упала на бок. Женщина-водитель осталась жива, но, думаю, остаток жизни она проведет в инвалидном кресле.
— А с джипом что? — спрашивает Лариса.
— Машина помялась, конечно, но люди практически не пострадали — так, ушибы и ссадины, — говорю я, рассказывая своё видение так, будто это реальность. С наивной надеждой, что буду услышан.
Я поворачиваюсь и смотрю на Веру Александровну. Она явно не слышит моих слов, пребывая в счастливом неведенье своего близкого будущего.
Сегодня муж Веры Александровны подарит ей серебристый автомобиль, и начнется обратный отсчет.
Когда выхожу после работы на больничный двор, я вижу на лавочке под деревом Оксану. Девочка сидит и смотрит на меня. Она улыбается.
Я улыбаюсь в ответ и иду к ней.
Оксана весь год регулярно появлялась во дворе больницы, встречая меня после работы. Конечно, регулярность была относительной — первое время я видел её каждую неделю. Потом — каждый месяц до мая. И вот, она снова появилась через два месяца отсутствия.
Я рад её видеть. И я говорю об этом.
— Я тоже рада вас видеть, Михаил Борисович, — говорит она, — у меня переводные экзамены, поэтому я некоторое время отсутствовала. Но теперь все позади, и я — здесь.
Она повзрослела, превратившись в юную девушку — в глазах подростковые проблемы, а тело прекрасно юношеской красотой.
Я любуюсь ею. В некотором роде, она тоже моё творение. Так же, как верно то, что она сделала себя сама.
— Как экзамены? — спрашиваю я.
— Так себе, — махнув рукой, смеётся она, — пару предметов сдала на тройки, остальные — на четверки, и только один предмет на пятерку.
— Дай угадаю, — останавливаю я её, — пятерку ты получила по сочинению.
— Да, — говорит она, ничуть не удивившись, и, помолчав некоторое время, добавляет, — я, Михаил Борисович, хочу быть врачом и спасать людей.
— Хорошее желание, — говорю я коротко и отстранено.
Мы сидим и молчим. Вечернее солнце скрывается за больничным корпусом за нашими спинами, погружая двор в сумерки. Справа в морге загорается свет в окнах, и вслед за ними, освещаются окна в других корпусах. Знакомая медсестра из гинекологии, спеша домой, проходит мимо нас. Слева невдалеке санитарка вынесла мусор и с грохотом выбросила его в контейнер.
— Михаил Борисович, почему вы не хотите, чтобы я стала доктором? — спрашивает Оксана с обидой в голосе.
— Это не твоё, — говорю я.
— Почему?
— Чтобы ценить жизнь, которую ты будешь нести людям, надо ежедневно умирать самому и знать, что кто-то рядом с тобой ежедневно умирает. Ты, Оксана, ненавидишь смерть, потому что не можешь принять эту реальность. Однажды столкнувшись с ней, ты больше не желаешь заглядывать в бездну своего сознания.
Я поворачиваю лицо к ней и, заглядывая в глаза, продолжаю:
— Ты же не хочешь быть обычным врачом, который четко выполняет определенные алгоритмы обследования и лечения, даже не пытаясь задуматься о смысле того, что он делает? Ты же не хочешь быть доктором, который после шестичасового рабочего дня бросает ручку в стол и идет домой, забыв о пациентах? Ты ведь не хочешь быть бездушной машиной по диагностике и лечению в соответствии с заданными алгоритмами?
— Я не понимаю, о чем вы говорите?
В глазах Оксаны искреннее недоумение. И где-то в глубине сознания, в тех запретных уголках памяти, где хранится вся мерзость человеческая, как пена, всплывает задавленное понимание.
Она просто не хочет понимать. Она нарисовала мечту в сознании и стремится к ней. Она придумала для себя красивую сказку про будущую жизнь, и хочет сделать её былью.
— Оксана, ты пробовала еще хотя бы раз выйти на балкон и посмотреть вниз, представив себя летящей к асфальту? — спрашиваю я. — Я имею в виду, хотя бы раз после того случая, о котором ты мне рассказывала.
Она отводит глаза. И это ответ на мой вопрос.
— Хочешь быть хорошим врачом, научись принимать смерть такой, какая она есть. Не бойся смотреть ей в лицо. И помни, что умирать в своем сознании придется всякий раз, как будет умирать твой больной.
Я встаю с лавки и ухожу.
Наш разговор еще не окончен. Пусть девочка подумает, а потом, когда она снова придет, мы продолжим.
Вечерний город хорош. Улицы освещены фонарями и фарами проезжающих машин. Люди, идущие навстречу, улыбаются друг другу. Прохладный ветер с реки освежает ничуть не хуже, чем морской бриз, — отличие только в запахах, что он несет.
Ознакомительная версия.
