В этот краткий, но очень важный миг сексуального танца, в обоих танцорах либо оживает, либо совсем затухает орган любви. Этот орган есть у каждого, только не каждый знает о нём и не каждый умеет с ним обращаться. А умение, пусть даже в таких интимных вещах, как секс, не помешало ещё никому.
В Шурочке таинственный орган любви распустился в одно мгновение чудесной белой хризантемой, запах которой преследовал девушку даже сейчас. А вот в ментальном теле Мариэль начала распускаться роза, но чёрного цвета. Чёрная роза во всех странах и во все времена была символом печали – незавидного женского чувства. В то же время Шурочке было с чем сравнить отношение мужчины к женщине на брачном ложе, а Мариэль обязана переносить насилие и всю оставшуюся жизнь пережёвывать в сознании грубые выходки мужа.
Жиль де Лаваль, наконец, отпустил жену, молча поднялся с постели, накинул на плечи халат и отправился в свою спальню. Мариэль так и осталась лежать поперёк кровати. Даже голова всё так же свешивалась с краю, и волосы шёлковым водопадом струились до деревянного пола.
Хотя Шура сама чувствовала себя разбитой и раздавленной, но помочь двойняшке прийти в себя, было просто необходимо. Саша принялась нашёптывать ей какую-то успокоительную дребедень, но вдруг из глаз молодой женщины хлынул неудержимый поток слёз, а к горлу подступил душащий и сковывающий дыхание спазм.
Мариэль забилась в истерике. Просто молодой женщине было очень обидно почувствовать себя лишь подстилкой для мужской похоти и грубой развязности. Слёзы не давали покоя девушке. Но с другой стороны это было хорошо хотя бы потому, что со слезами выходит вся несусветная дурь из головы и молодая женщина ничего с собой плохого не сотворит.
Саша приложила все имеющиеся у неё в запасе знания женского характера и даже поучения бабушки, без которых Шурочка оказалась бы просто никчёмной девчонкой. Внучка в своё время всё же слушалась бабушку, и необходимые женские законы постепенно выучила наизусть, что сейчас помогло встряхнуть маршальскую жёнушку. Пришлось пустить в ход даже такую мысль, что Жиль де Лаваль де Рэ недаром оказался в изгнании и безвыездно живёт в своём замке Тиффож, хотя имеет множество других замков и поместий. Значит, он в немилости у короля Франции, а тот в любой момент может припомнить какие-либо провинности барона и отправить его на плаху. Но тогда Мариэль станет независимой безутешной вдовой и владелицей бароната!
С этими мыслями Мариэль забылась коротким сном, что помогло и ей и двойняшке Шуре прийти хоть немного в себя. Но, проснувшись, девушка увидела, что в спальню снова входит Жиль де Рэ, её муж. Он был уже одет в чёрный короткий камзол и такого же цвета леггинсы. Даже кожаные башмаки с загнутыми вверх острыми носами были чёрными, а не рыжими или жёлтыми как обычно.
– Я не дождался вас к завтраку, мадам, – де Рэ выпятил подбородок. – В моём доме это не принято, прошу учесть.
– Простите, месье, – Мариэль вскочила с постели и сделала книксен. – Я никогда больше не принесу вам ненужных забот. Только вы научитесь прежде, как вести себя в дамском обществе, а тем более с женой, которая, как недавно вы утверждали, была вами любима.
Барон сделал несколько шагов навстречу нелюбезно встретившей его молодой жене и чёрным мёртвым взглядом уставился в лицо женщины. У той мурашки поползли по спине от такого жуткого взгляда. Ведь первый раз она видела мужа так близко и наедине.
– Меня могла бы разбудить хотя бы горничная? – попробовала сгладить неловкость Мариэль.
– Горничная! – барон захохотал, откинув голову. – Горничная?! Будет вам горничная.
Не переставая утробно хохотать, барон обернулся к противоположной стене и громко позвал:
– Прелати!
Где-то за стенами смежных комнат заскрипели двери, но никаких звуков больше не было слышно.
– Прелати! – ещё раз повторил Жиль де Рэ. – Поди сюда, подлец, не притворяйся, что не слышишь.
Стена возле камина отъехала в сторону, и в тёмном проеме показался человек в монашеской сутане, но в отличие от монахов, тонзура на его голове не была выбрита.
– Итак, Франческо Прелати, – снова обратился барон к возникшему из потаённого хода слуге. – Отныне ты будешь горничной своей госпожи. Не спускать с неё глаз и делать всё, что попросит. Иногда делать… не перепутай!
– Мужчина! – ахнула Мариэль. – Мужчина будет моей горничной?!
– Что с того? – прищурился Жиль де Лаваль. – Франческо вовсе не мужчина. Ну, может быть, наполовину, потому что монах, только расстрига. А женщин он повидал на своём веку – пропасть! Кстати, вам обоим сейчас не помешает небольшой урок. Он будет учиться послушанию, а вы, моя дорогая, покорности и обязанности жены. Иди сюда, – поманил он пальцем молодую жену.
Та послушно подошла, ещё не зная, что удумал её драгоценный муженёк, но дрожала при этом всем телом. Когда Мариэль приблизилась к мужу, он притянул девушку к себе, ухватив одной рукой за талию, а другой с силой принялся давить на женское плечо. Мариэль упала перед ним на колени, а он ловко приспустил свои штаны, положил сильную ладонь девушке на затылок и потянул к себе.
– Целуй, – промолвил он. – Каждая женщина должна уметь это делать и слушаться мужа. Целуй!
Мариэль пробовала сопротивляться, но мужская сермяжная сила заставила её выполнить требование. Монах смотрел на это во все глаза, даже из уголка рта у него капнула вожделенная слюна. Может быть, он впервые видел интимный поцелуй женщины, а, может, самому захотелось подменить супругу барона и испробовать прелесть орального секса.
Шура тоже наблюдала учебную процедуру, более того, она до тонкости испытала на себе всё то, что исполняла Мариэль. Будто бы она сама, а не её двойняшка, являлась женой Жиля де Лаваля, барона де Рэ. Сообразить Шурочка пока ничего не могла, да и не сумела бы, находясь под давлением изверга, ставшего её мужем.
Она воспринимала замужество двойняшки уже как свою личную беду, непостижимо нагрянувшую откуда-то, которую надо как-то исправлять и помочь несчастной девушке выбраться из тенёт окаянного замужества, пусть даже нелицеприятными путями, лишь бы отомстить барону за презрительное отношение к женщине.
Спрашивается: зачем он тогда женился, если женщина нужна ему только для удовлетворения сексуальной похоти? Лучше купил бы резиновую куклу, хотя, наверное, в те времена резиновых женщин ещё не было, да и секс-игрушками французские купцы пока что не промышляли…
И тут временной поток вырвал Сашеньку из лап извращенца, перенеся её снова в ту же квартиру, на то же место, откуда она начинала путешествие. Физическое тело девушки болело от ночных истязаний, хотя всё, что случилось, было совсем в другом времени и с другим человеком.
