— Рац болеет, а Семченко будет только через три часа, — пожал плечами Вася.
— Вот пускай Семченко им и займется, — решил тюремщик. — Ты как, — обратился ко мне он, — без жратвы и туалета потерпишь три часа?
— Если антиалкоголь принесешь, — буркнул я. — Три таблетки. Не меньше.
— Обойдешься, — сказал мой страж. — Ладно, пошли, Вася. «Пери и Хрыч» уже начался.
Они оставили меня прикованным к креслу, а сами удалились — дверь на прощание стукнула, громыхнул засов магнитного замка.
Я остался один наедине со своей головной болью и грустными думами.
В такую переделку я попал в первый раз. Нет, я сидел в Дыре несколько лет назад, но тогда была хотя бы причина. И определенный срок. А теперь…
— Какого черта здесь происходит? — прошептал я.
Кто-то меня подставил. Я с трудом помнил, чем закончилась вчерашняя вечеринка, но одно знал точно: я не стрелял в Кирилла. Мы пили с ним пиво на площадке, потом я зашел в офис… за пивом, кажется. Забылся и завалился спать. Что еще?
Пистолет. Мы вместе с Савиным разглядывали пистолет. Взял я его с собой или нет? Сейчас не вспомнить… Как бы то ни было, кто-то воспользовался им и пристрелил Кирилла. Возможно это произошло сразу, после того как я зашел в офис (сколько было времени? Около часа ночи, что-то типа того), быть может, позже. К примеру, Кирилл мог уснуть прямо на полу, убийца подобрал пистолет и выстрелил в него. На седьмом этаже кроме меня никто не живет — ничего удивительного, что тело Савина нашли не сразу. Мало, слишком мало информации! Сейчас бы поговорить со всеми гостями бара, попросить отчет у Толика о передвижении обоих лифтов. Этим делом занимаются ленивые полицейские — а им необязательно находить настоящего преступника, главное — закрыть дело, поставить очередную галочку и дальше спокойно поглощать свое пиво.
Я застонал.
Да кому вообще понадобилось убивать Кирилла? Кому нужен великовозрастный мальчишка, который за всю свою жизнь не сделал ни одного полезного дела?
Его мать. Он поссорился накануне с Ольгой Савиной. Но это чушь! Не убьет мать сына, особенно после того, как ревностно опекала его столько лет! Что бы не случилось!
Что-то Кирилл мне рассказывал, когда мы пили с ним пиво внизу, «У Толика». Я напряг память. Что-то насчет того, как он незаконно использовал телепортатор — наводил порталы в склад и еще куда-то. В архив? Секретные документы, касающиеся Стазиса? Кто-то услышал наш разговор, запаниковал…
Я прикусил губу — нет, как-то все элементарно выходит. Хотя… кто стоял тогда рядом с нами? Я судорожно пытался вспомнить, но это ничего не дало.
Голова распухла от неожиданных идей и решений, и я решил отвлечься. Пальцами дотянулся до кнопок на правом подлокотнике и включил голопроектор.
На синем фоне, красивыми золотыми буквами горела надпись «Специальный выпуск новостей». Значит, я вовремя.
Минут пять ничего не происходило, потом в кадре появилось лицо Анжелы Летиции Ларош. Симпатичная мулатка выдержала трагическую паузу и произнесла:
— Сегодня в русском районе Статики, в доходном доме по улице Московская было совершенно убийство. Ужасное, загадочное убийство. Был убит сын министра обороны Статики Ольги Савиной — Савин Кирилл Владимирович.
На заднем фоне возникло объемное изображение юноши — Кирилл белозубо улыбался, непослушная челка слегка сбилась, ясно-голубые глаза смотрели в небо. Очевидно, фотография должна была вызвать у зрителей сочувствие. Меня же почему-то затошнило. Наверное, от того что мне посчастливилось лицезреть окровавленное тело мертвого, хоть и еще белозубого Савина.
—…Убийца уже пойман, — продолжала Ларош. — Это частный детектив, проживающий в этом доме — Лукин Герман.
— Презумпция невиновности! — заорал я в гневе.
Стереофотка Кирилла сменилась на мою — на ней я был изображен в тюремной робе, а взгляд полыхал ненавистью. Немудрено — эту фотку сделали в «Черной Дыре» три года назад.
— Нам стало известно из достоверных источников, что Лукин ранее был судим за аналогичное преступление…
Чистой воды вранье. В прошлый раз я оказался в Дыре совсем по другой причине. Похоже, новость действительно ошарашила всю Статику — сейчас пойдут сплетни, слухи, в конце концов, даже если меня вдруг оправдают, разъяренная толпа ворвется на территорию тюрьмы и разорвет меня на куски. Суд Линча — жестокая штука, до сих пор практикуемая на некоторых отсталых планетах.
На Статике, например.
— …Нам дал интервью шериф Энкус.
Картинка сменилась — вместо Анжелы я увидел Анастасию Сильченко. На заднем фоне виднелся оцепленный бар Толика. Рядом с репортершей стоял высокий темноволосый мужчина в черном плаще и старинной широкополой шляпе. Лицо у Энкуса ничего не выражало.
— Что Вы можете рассказать об этом деле, шериф Энкус? — затараторила Анастасия. — Вы уверены, что имя настоящего убийцы уже известно?
— Не только уверены, но и уже отправили виновного за решетку, — кивнул шериф. — Это известный в русском районе частный детектив Герман Лукин.
Мда.
Виновного.
Убийцу.
Ты тоже не слыхал о презумпции невиновности, Энкус?
— Известна ли причина, почему Лукин убил Савина? Мальчик — любимец всей Статики!
— Если Вы имеете в виду его выходки с соком, то я вынужден с Вами не согласиться, — буркнул Энкус. — Причина же, почему Лукин убил Кирилла, одна. Пьяная ссора.
— Вы так уверены?
— Других причин не может быть, — отрезал шериф. — Они друг друга почти не знали. Очевидцы свидетельствуют, что вчера, во время вечеринки в известном баре «У Толика», Савин и Лукин вместе выпивали. Потом поднялись на площадку и тут-то все и произошло. Лукин достал свой пистолет (лицензия на право ношения которого, кстати, была исчерпана две недели назад) и два раза выстрелил в Савина. В упор. Кирилл скончался почти мгновенно.
— Вы говорите оба были пьяны? — спросила Анастасия. — Значит ли это, что Лукину инкриминируют лишь неумышленное убийство? А что скажет мать бедного мальчика?
— Это уже будет решать суд, — отрубил Энкус. — Все, интервью закончено.
— Но…
В это время из бара вылетела роботележка, прикрытая белой простыней, и в сопровождении двух полицейских направилась к труповозке.
— Это он! — взвизгнула журналистка. Камера метнулась вперед и застыла, остановленная бдительными полицейскими из оцепления. Но оператор все же успел выхватить безвольную окровавленную руку, которая свесилась с тележки, прежде чем оная скрылась в машине.
Я выругался и переключился на общий канал — крутили какой-то концерт.
Итак, меня уже практически приговорили.
