обернуться даже императора.
– Информации мало, – произнесла я, пожав плечами. – но судя по заявлениям, мы имеем дело со сущностью, которая не выходит на свет, питается энергией и существует, как часть тьмы. Добавьте сюда задыхающуюся Мирославу, которая потеряла рассудок после контакта с ним.
– Почему вы тянете с ответом? – склонив голову к левому плечу, внимательно глядя на меня, вопросил Ланфорд, в чьем взгляде, в противовес вопросу, читалось четкое понимание, почему я так тяну. – Подозреваете тех, кто не должен покидать пределов подземного царства?
– Это вопросы философии и взглядов, – не смутилась я. – по закону, никто из них не должен покидать подземного царства. Тем не менее, даже среди них есть, кто должен оставаться под землей вечность.
– Светоненавистники, – ничуть не убоялся произнести вслух маг, усмехнувшись моей заминки.
– Кто это? – недоуменно вопросил Грейсток.
– Люцифуги, они же гелиофобы. – произнесла я. – Единственные представители подземного царства, которые никогда не покидают его пределов. По легендам, они невидимы, если так угоднее, недостижимы смертному взору. Говорят, если существо встретит на своем пути светоненавистника, его ожидает мучительная смерть от дыхания демона или, по другим источникам, от удушья.
– И как…убить этих светоненавистников? – вопросил наследный принц.
Я замолчала, не торопясь с ответом. Взгляды окружающих пытливо замерли на мне, словно кому-то из них и правда требовалось это срочно узнать. Со слов Ланфорда и молчаливого согласия императора, я сделала выводу, что им известно не меньше моего.
Тем не менее, они явно ждали моего ответа.
– Единственное слабое место гелиофобов – это любые световые источники. – произнесла я. – По крайней мере, так говорят. От светоненавистников не смогут защитить никакие магические приемы и колдовская сила, их нельзя задержать, изгнать или вызвать. Они избегает других существ, и ни при каких обстоятельствах не реагируют на их вызовы.
– Тогда как он оказался здесь? – с праведной злостью вопросил император.
– Потому я и спросила про ведьму. – подняв задумчивый взгляд с пола до глаз Ланфорда, произнесла я. – Возможно, он – явление сопутствующее, землю прокляли, а он появилось здесь, потому что его имя было созвучно тьме, сорвавшейся с чьего-то языка в ту минуту. Вы удивитесь, но имена демонов созвучны гнусным словам.
– И что нам делать? – вопросил Грейсток. – Как избавиться от этой твари?
– В прошлый раз, как мне сообщил Игнат, вам, лорд Эверент, удалось избавить Мирославу от его влияния. – произнесла я, обратившись к Ланфорду. – Как?
– Квинтесенция нескольких заклинаний, – произнес он безразлично, словно не говорил о магии высшего порядка. – изгнание, защита, удар, по силе подобный электрическому разряду молнии. Я совместил то, что всегда работало.
Я задумчиво кивнула.
– Вероятно, придется обратиться к нашим ученым в лабораторию. – отозвалась я. – Они разработают нечто, что поможет. По крайней мере, сделают все, что в их силах, а до тех пор я предлагаю…
Закончить я не успела, потому как над головой отчетливо раздался звук разрезаемого, словно ткань ножом, пространства. Я только и успела резко вскинуть голову, убеждаясь в том, что на меня летит горящий пламенем кусок бумаги и, отскочив в сторону, быстро нашептала локальный ливень, заливший конверт с печатью, хорошо известной мне. Точно такой же закрепляю письма я. Один род, одна печать.
Широко улыбнувшись, я наклонилась под потрясенными взглядами трех магов и подхватила в руки письмо от своей тетушки, еще горячее и свеженькое.
– А вот и ответ моего специалиста, – прокомментировала я ситуацию. – значит, дело пойдет быстрее.
– Правильно ли я понимаю, что это была ведьмовская почта во всей ее красе? – вопросил император, хищно взглянув на конверт в моих руках, который я поспешила развеять, телепортировав к себе в апартаменты.
Знаю я их любовь к ведьмовской собственности.
– Именно она. – кивнула и добавила, обратившись к Ланфорду: – На этом пока все, в ближайшее время мы планируем добраться до отравленного взвода и посмотреть, что можем с этим сделать. В остальном…было бы неплохо, если бы нас ввели в курс последних и основных событий, происходящих внутри, чтобы мы могли предположить, кто может стоять за всем этим. Раз уж, – я ввернула ироничную усмешку. – вы так уверены, что ведьме вам мстить не за что.
– Предоставим по первому вашему требованию, – улыбнулся маг также неискренне.
Попрощавшись, я покинула кабинет Ланфорда, пребывая в странных чувствах. Хотелось не то смеяться от нелепости происходящего, не то на стену лезть от этого же.
А руку щекотал слепок ауры ведьмы, снятый мной в тот момент, когда профессор Дюран показал мне гримуар. Слепок живой ведьмы.
Поднявшись в предоставленные мне апартаменты, я быстро прошла в кабинет и сразу же села за стол, торопливо разрезая канцелярским ножом край письма, плотно, как делала то обычно тетушка, запечатанное.
На моменте, когда из бумаги еще не вырвалась проекция огненных букв, замерших перед носом чистым пламенем и в кабинете еще не повис глубокий, томный голос Румпельштиды, у меня возникла мысль вызвать Игната, чтобы заслушать письмо при нем. Я даже честно потянулась к переговорному амулету на шее, но, вспомнив выражение его искреннее обеспокоенного лица, я отбросила эту мысль подальше и удобнее устроилась в кресле.
Огненные силуэты букв, выведенные торопливым, неразборчивым почерком тетушки, вспыхнули и в воздухе шустро забегали строчки, а в помещении зазвучал ее голос:
– Моя любезная племянница, моя ненаглядная Владиславушка. Рада получить от тебя, наконец, весточку. Ворон мой принес весть, что ты таки же начала заниматься облагораживанием дачи. Рада слышать, моя дорогая, рада слышать, потому как ведьма должна иметь стабильную, нерушимую связь с природой, а не носиться по подворотням с этим магом, втягивающим тебя не пойми во что под предводительством вампирюги доморощенной. И куда только госорганы смотрят? Уж я-то знаю таких, как он. Уверена, кража молодильных яблок из музея прошла не без его участия, не верю я, что на его трехсотом году жизни можно так сохраниться без, так скажем, тонизирующих средств. Но то пусть будет на его покойной совести, вечная ей память.
Я закатила глаза.
Тетушка моя никогда не любила мою работу, справедливо по меркам старших ведьм, считая ее пустой тратой способностей. Впрочем, то был давний камень преткновения в нашей с ней необычной, но любящей семье. Румпельштида считала, что я должна развивать ведьмовские премудрости, имея к ним явный врожденный, как и все ведьмы, талант. Я же считала, что проживание в чащобе и регулярные танцы голышом под луной наукой не являются и ведьмовство не развивают. Считайте это конфликтом поколений, вечной проблемой отцов и детей, как писал Достоевский. Только в иной, магической интерпретации.
– Дела мои хорошо,
