Ознакомительная версия.
– Нет, – улыбка на лице Розы погасла. – Но я догадалась, что он каким-то образом убил моих родителей. Ведь это правда?
– Да, – жестко подтвердил охотник. – Это правда!
– Я это чувствовала, – слезы потекли по ее лицу. – И я хочу… отомстить…
Себастьян лишь кивнул в ответ. Девочка не нуждалась в его утешениях и обещаниях. Она пострадала от действий бродяги и была вправе требовать сатисфакции. Ее страдания, горе других жертв, да и внутреннее чувство справедливости говорило охотнику, что он уже подписал в душе приговор этому человеку. Осталось только отыскать бродягу и привести приговор в действие.
– Мы последим за мельницей, – сказал он, решительно разворачивая лошадь. – Все, чего касались руки бродяги, превращалось в зло. А оставлять за спиной зло не стоит…
Они устроились в густом подлеске, как раз за поворотом дороги. Место оказалось очень удобным для наблюдения за мельницей. Вот только ничего интересного там не происходило. Старик не выходил на улицу. Крылья все так же медленно вращались. Жизнь там будто замерла.
К вечеру Себастьян уже и сам был не рад тому, что решил остаться. Ну что он может обнаружить? Какой секрет? А потеряно полдня, за которые можно было бы преодолеть изрядное расстояние…
Они перекусили. К тому времени совсем стемнело. Хорошо хоть, дождик прекратился еще в обед, иначе Себастьян давно бы плюнул на старика и его мельницу. Небо было чистое, луны ярко освещали поле и двухэтажное строение, крылья скрипели на ветру, в верхнем оконце горел тусклый огонек. Мельник не спал. Кажется, он не собирался покидать мельницу даже ночью.
Роза зевнула. Себастьян отдал ей и свой плащ, она свернулась калачиком и вскоре задремала. Охотник наблюдал. Все было спокойно.
Луны медленно двигались по небосводу, отсчитывая ночные часы.
И вдруг что-то в привычной картинке изменилось. Скрипнула дверь, старик вышел со свечой в одной руке и чем-то непонятным, скрытым темнотой, в другой. Он осмотрелся по сторонам и, медленно ступая, обогнул мельницу, скрывшись в пристройке, где жил осел.
Охотник замер. Наконец-то! Что-то происходило, и он очень хотел понять, что именно.
Прошло совсем немного времени, и старик вновь появился в поле зрения. Только теперь он был не один. Три сгорбленных человеческих силуэта один за другим брели за его спиной, тяжело шаркая ногами. Старик держал в руках веревку, к которой все трое были привязаны, но ни один из них даже не пытался обрести свободу, хотя сделать это было совсем не сложно. Старик – слаб, а пленников трое!..
Процессия проследовала к мельнице, все четверо вошли внутрь, старик запер дверь на засов.
Себастьян никак не мог понять, откуда взялись трое на веревке и почему они не пытались бежать? Старый мельник словно имел власть над ними, вел их за собой, как скот. Даже ослик обладал большей свободой воли, чем эти три сгорбленных силуэта.
Охотник поднялся на ноги. Роза тут же открыла глаза, будто и не спала.
– Что-то происходит, – шепотом пояснил Себастьян. – Я должен разобраться. Ты оставайся здесь. Если вдруг что-то случится, вот тебе пистоль и кинжал. Нажми тут и тут, а потом кричи, я услышу!
– Хорошо, – покорно кивнула девочка, принимая в руки оружие. Себастьян внимательно посмотрел на нее, но Роза не выказывала страха, хотя любая другая на ее месте уже тряслась бы от ужаса. Ночь, лес, скрип мельницы, сияние лун – не самая подходящая обстановка для маленькой девочки.
– Я скоро, – пообещал охотник и, пригнувшись, побежал наискосок сквозь подлесок, а потом через поле прямиком к мельнице, прихватив с собой из оружия только меч.
Шум, исходящий от мельницы, все усиливался, хотя крылья вращались все так же вяло. В нем слышался уже не только скрип дерева, но и трение камней, как при работе жерновов, только более громкое, уверенное. Но ведь ветра недостаточно для полноценной работы механизмов?
Внезапно Себастьяна озарило, какую роль играла троица рабов, приведенных стариком на веревке. Они вместо ослика вращали рычаг, заставляя нижние жернова крутиться. И, судя по всему, делали это усердно, прилагая все силы.
Вот откуда у старика столько свежеперемолотой муки. Ночные труженики помогали ему, вот только за какой интерес?
Себастьян достиг мельницы и осторожно подергал дверь. Заперто, как он и предполагал. Оставался еще один вход – оконце наверху, оно казалось достаточно широким, чтобы в него пролезть.
Стараясь ступать как можно тише, охотник влез на выступ первой надстройки и, зацепившись за одно из крыльев, вместе с ним вознесся наверх, оказавшись перевернутым вниз головой. Это его нисколько не смутило, он ловко соскользнул вниз, пока крыло не сделало полный оборот, и, оказавшись прямо на оси, к которой крепились крылья, легко перескочил оттуда на крышу мельницы.
Оконце находилось с торца строения. Себастьян свесился с крыши, старясь не упасть. Прямо напротив оконца, но разглядеть, что происходит внутри, невозможно. Свет шел с первого этажа, наверху же царила полная темнота.
Он, держась одной рукой за скользкие доски, второй попытался отворить створку. Ему повезло, она оказалась не заперта и, едва слышно скрипнув, распахнулась.
Охотник плавно проник внутрь, стараясь не шуметь. Тут, на втором вращающемся этаже, старик жил. Себастьян уже заметил при первичном осмотре соломенный тюфяк в углу, на котором мельник, очевидно, спал в свободное от работы время.
На нижний уровень вела кособокая лестница. Себастьян вытащил меч: все же он один, а их там четверо. Хотя считать старика за бойца никто бы не стал, но оставшиеся трое – кто знает, на что они способны? Нужно было соблюдать осторожность.
Ступая как можно тише, охотник спустился по лестнице, удачно укрывшись за одним из огромных колес-жерновов, и только потом, убедившись, что его никто не обнаружил, выглянул из-за жернова и, несмотря на всю свою выдержку, чуть не вскрикнул от удивления.
Он оказался прав. Троица молчаливых помощников заняла место у рычага и, ходя по кругу, толкала его, вращая нижние жернова с такой скоростью и силой, что хозяин мельницы только и успевал сыпать зерно в желобок и собирать перемолотую муку в мешки.
Когда они совершили очередной круг и попали в тусклый свет свечи, Себастьян смог разглядеть их лица.
То, что он разглядел, не могло называться людьми. Точнее, уже не могло…
Куски полуразложившейся плоти свисали с их тел отовсюду, где не было одежды, которую покрывала корка запекшейся крови и грязи. Глаза мертвецов почти полностью вывалились из орбит и лишь каким-то чудом еще держались на ниточках-мышцах, частично мясо уже отвалилось, и белели кости, волосы на головах слиплись в жуткие комки, сквозь которые просвечивали черепа.
Ознакомительная версия.
