Ознакомительная версия.
Лабби просмотрел список.
– Мегафотокамера, увеличитель и принтер Чаго, дубликатор Танглемат, микроскоп… Дорогие игрушки. Для чего они вам?
– Я изготовляю калейдоскопические пермутации природных объектов, – пояснил Герсен. – Иногда требуется двадцать-тридцать копий одного и того же снимка, а это удобнее делать на дубликаторе.
– Это будет стоить целое состояние, – проворчал Лабби. – Но если вы готовы платить…
– Готов, раз приходится, – ответил Герсен. – Мне не нравится зря тратить деньги, но оставаться без моего хобби два месяца мне нравится еще меньше.
– Понятно, – Лабби проглядел список до конца. – У вас тут впечатляющий набор разной химии. Надеюсь, вы не намерены взорвать Обменный Пункт и оставить меня без работы?
Герсен рассмеялся.
– Я уверен, что вы достаточно опытны, чтобы предотвратить любую подобную попытку. Нет, в этом списке нет взрывчатки или ядов – только красители, фотосенсибилизаторы, проявители и все такое прочее.
– Да, я вижу. Не думайте, что я не разбираюсь в подобных вещах. Я был полноправным членом академического Бумаравского Колледжа на Лоргане и занимался исследованиями плоских рыб Нойстерского океана, пока не кончилось финансирование – еще один подлый регрессивный трюк Института, уверяю вас.
– Да, печальная ситуация, – поддакнул Герсен. – Хотелось бы знать, когда это кончится? Они что, хотят вновь сделать нас пещерными людьми?
– Кто может сказать, чего хотят эти полоумные? Я слышал, что они потихоньку прибирают к рукам компанию Джарнелл. А когда они наберут 51 процент акций – раз и готово! Больше никаких космолетов. Что тогда с нами будет? И что будет со мной? Останусь без работы, если мне, конечно, не повезет, и я доживу до этого времени. Нет, я плюю на этих людишек!
Герсен внимательно оглядывал мастерскую.
– Где бы я мог устроиться, чтобы никому не мешать? Лучше бы в углу, чтобы я мог повесить шторы от света. Разумеется, я готов оплатить любую вашу помощь. Если, например, есть неиспользуемая подсобка…
Фаниан Лабби поднялся на ноги.
– Пойдемте посмотрите. Старая студия для скульпторов больше не используется. Нынешние гости не желают утруждать себя серьезной работой.
Студия была восьмиугольной, стены – из коричневого местного дерева, пол – из желтого кирпича, потолок – из стекла.
– Потолок придется чем-нибудь закрыть – заявил Герсен. – В остальном студия мне вполне подходит. – Затем он добавил, чтобы проверить, контролируется ли это помещение: – Я понимаю, что правила запрещают передачу денег от гостей персоналу, но ведь правила для того, чтобы их нарушать. Несправедливо, если вам придется совершать дополнительные усилия без дополнительного вознаграждения. Вы согласны?
– Я думаю, вы точно выразили мою точку зрения.
– Отлично. То, что происходит здесь, касается только вас и меня. Я не очень богат, но не скуп и готов платить за доставленное мне развлечение. – Он вытащил чековую книжку и выписал чек на 3.000 севов на Банк Ригеля. – Этого должно хватить на оплату всего списка, и останется достаточно, чтобы компенсировать затраченное вами время.
Лабби надул щеки:
– Это вполне подойдет. Я сам прослежу за вашим заказом, и оборудование, возможно, будет здесь уже завтра.
Герсен, полностью удовлетворенный, попрощался и ушел. Его надежды, конечно, могли покоиться на ошибочных предпосылках, однако, постоянно проверяя и перепроверяя себя, он чувствовал, что пришел к единственно возможному выводу. Но ему нужна была еще одна вещь, за которой он не рискнул обратиться к Лабби. Он выписал еще один чек на двадцать тысяч севов и сунул его в карман.
Этим вечером Ифигения не появилась в общем зале. Герсен не обратил на это большого внимания. Он медленно прогуливался туда и обратно, наблюдая и выжидая, и почти уже потерял надежду, когда в зале появился Арманд Кошиль. Герсен направился к нему, стараясь держаться как можно непринужденнее.
– Я собираюсь подойти к корзинке для бумаг, – негромко сказал он, – и бросить в нее скомканную бумажку. Идите за мной и подберите ее. Это чек на двадцать тысяч севов. Доставьте мне десятитысячную банкноту и оставьте себе остальные десять тысяч.
Не ожидая ответа он повернулся и направился к киоску. Краем глаза он заметил, что Кошиль слегка пожал плечами и продолжал идти, куда шел. В киоске Герсен купил пакет печенья, снял обертку, сунул в нее чек, бросил ее рядом с корзинкой для бумаг, пересек зал и уселся на скамью. Скомканный кусок бумаги возле корзинки казался большим, белым и подозрительным. В зале опять появился Кошиль. Он подошел к киоску, перебросился парой шуток с продавцом, выбрал себе пакет сладостей, содрал обертку и бросил ее в сторону корзины, но не попал. Он хмыкнул, нагнулся за ней, поднял заодно бумажку Герсена и, казалось, выбросил обе бумажки в корзинку. Затем ушел.
Герсен вернулся в номер. Нервы его были напряжены до предела. Чрезмерный оптимизм был бы глупостью, но пока все шло по плану, и шло хорошо. Конечно, скрытый телеглаз мог засечь, как Кошиль подбирал чек; Фаниан Лабби мог организовать слишком строгий надзор; список такого множества нового оборудования мог привлечь чье-то внимание. Но пока все шло хорошо.
На следующий день он заглянул в мастерскую. Лабби был занят с парой подростков, которые со скуки занялись изготовлением масок. Лабби сообщил, что до завтра оборудование не прибудет, и Герсен отправился в номер.
Вечерний час общения прошел скучно, ни Кошиль, ни Ифигения не появлялись. На следующий день, когда Герсен после завтрака вернулся в номер, он нашел на столе конверт, в котором лежала зеленая с розовым банкнота в 10.000 севов. Герсен проверил ее своим фальшметром, и она оказалась подлинной. Пока все шло хорошо. Но оборудование так и не пришло, Фаниан Лабби был в плохом настроении. Герсен вернулся к себе, изнывая от нетерпения. Никогда еще сутки не тянулись так медленно, хотя, к счастью, на Сасани в сутках был всего двадцать один час.
На следующий день Фаниан Лабби широким взмахом своей толстой руки указал на внушительную груду картонных ящиков.
– Вот ваш заказ, мистер Уолл. Прекрасный набор оборудования, и вы можете теперь развлекаться со своими призмами и калейдоскопами, как вашей душе угодно.
– Спасибо, мистер Лабби. Я очень доволен, – ответил Герсен. Он перетащил ящики в студию и с помощью Лабби распаковал их.
– Я горю желанием увидеть вашу работу, – заявил Лабби. – Учиться никогда не поздно, а я никогда не слыхал о том виде творчества, которым вы занимаетесь.
– Это очень детализированный процесс, – ответил Герсен. – Некоторые даже находят его скучным, но я обожаю медленную тщательную работу. Первым делом, я полагаю, надо устроить затемнение комнаты.
Ознакомительная версия.
