— Вася, я хочу поговорить с тобой о твоей сестре…
— А че о ней говорить? — хмуро отозвался Васька. — Замуж вот выходит… За мента этого…
— За Пареева?
— Ну. А кроме него тут больше никого нет.
— И ты вот так будешь смотреть и помалкивать?
Васька с удивлением посмотрел на собеседника. Уж и этот ему собрался морали читать? Мало, можно подумать, матери с отцом!
Так он Александру и сказал.
— А что ж ты думаешь? — заметил Щуплов. — Ты ведь молодой еще.
Упоминаний о собственной молодости Васька не любил. Более того, он моментально раздражался и готов был наговорить дерзостей кому бы то ни было.
— Твое-то какое дело! — вскинулся он и тут, снова переходя на «ты» и забывая о том, что каких-то пять минут назад боялся остаться наедине с тем человеком, которому сейчас так нагло хамил.
— А ты горяч, — Щуплов покачал головой. — Да тебе бы в цирке выступать да греметь костями!
Васька с остервенелым видом кинулся на Щуплова, потрясая тощими кулачками. Сам того не зная (не зная ли?) Александр задел самые его больные точки.
Авдотьин и не понял, как оказался валяющимся на молодой нежной травке под сенью молодой березки. Снизу ему Щуплов не казался уже таким тщедушным и маленьким, как если бы он, Васька, стоял в полный рост.
— Ладно, подурачились и будет, — строго сказал Александр, протягивая Ваське руку. — Ой, а вывозился-то… Придется еще раз купаться.
Васька злобно посмотрел на Щуплова, однако руку протянул. Одним рывком Александр поднял его на ноги.
— Вася, ты не правильно реагируешь! Тебе бы эдак на Пареева кидаться, а не на меня.
— Хорошо бы, — пробурчал Васька, пытаясь отряхнуться, отметив про себя, что в данном случае его обидчик прав. — Только как тут на него кинешься: он своим ментовским приемчиком так приложит… А потом и синяков не останется…
— То-то же, — Щуплов усмехнулся. — Я к чему и клоню: кулаки против него не помогут!
— А что тогда?
— Надо бороться с ним всеми доступными средствами!
— Какими? Я уж мамке говорил, говорил, что он за фрукт, а она не верит — все «замолчи» да «замолчи»! Не-е, они с отцом за него горой…
— А Аня?
— Анька-то что? Ей лишь бы парень был видный, — Васька с сомнением посмотрел на Щуплова. — Ну, еще, наверное, чтоб язык был подвешен как следует… Да я, как посмотрю, вон у тебя язык хоть куда, а ничего не выгорело.
Васька отчего-то больше не злился. Он чувствовал справедливость каждого сказанного Александром слова, и обида, нанесенная ему, как-то изглаживалась из памяти.
«А ведь прав он… Бороться надо с этим мусором. По-всякому, хоть бы и капканы ставить…» — думал Авдотьин.
— Так вот, я тебя еще раз спрошу, ты что же, так и будешь молча смотреть, как твоя сестра выходит замуж за бабника, негодяя, пьяницу, который ее еще и бить будет?
— Ну уж будет? — недоверчиво заметил Васька. — Он, кажись, ее любит…
— Ой уж, любит! — засмеялся Щуплов. — Охмуряет он, а не любит! Красивые истории про город рассказывает, а твоя Аня и уши развесила… Да и я с три короба могу наплести…
— Поди, и плел… — Васька сказал и сам испугался. Между ними с Щупловым установилось некоторое взаимопонимание, и ему показалось, что этой фразой он его разрушает… Но нет.
— И плел, — спокойно сказал Александр. — А как же иначе? Какая девушка тебя слушать будет, если ты только мекать да бекать будешь? Или нудеть? Кому ты такой нужен? И ты будешь плести… Или уже? Наверное, обалтываешь своих одноклассниц на предмет прогуляться по безлюдным местам…
Александр лукаво посмотрел на Ваську. Тот покраснел и пробормотал смущенно:
— Нет…
— Ну, нет, так нет… Короче, ты понял, что мне от тебя надо?
— Что? Угробить Пареева, что ли? — резко спросил Авдотьин. Ему было стыдно за собственное смущение и в очередной раз он попытался его скрыть за дерзостью.
— Что ты, что ты? — Щуплов рассмеялся. — Зачем же так-то? Он шею себе еще сломит, помяни мое слово…
— А-а, сломит такой, как же…
— Ладно, оставь его в покое. Просто старайся как-нибудь быть поближе к Ане, внимательнее и… настраивай ее против этого мента. Но не так, чтоб Пареев почувствовал, откуда ветер дует. Ты ж это умеешь, я знаю!
Васька прикинул в голове и решил, что, действительно, умеет. И согласно кивнул.
— Вот и отлично. Только не надо выскакивать на середину улицы и вопить: «Пареев козел! Пареев козел!» Тебя не поймут, и только все дело испортишь…
Авдотьин кивнул и в этот раз.
— И еще… Присматривай за сестрой, и, если что, сообщай мне. А мы потом сочтемся. Свои же люди!
Александр открыто и по-доброму улыбнулся. Васька неуверенно его улыбку повторил…
— Вот так, — заключил Щуплов. — А теперь иди к друзьям, они уж, поди, тебя потеряли. Не буду просить, чтоб не болтал, все равно разболтаешь, но только уж в подробности не вдавайся. Скажи что-нибудь, типа, просил только присматривать за сестрой и передавать ей записочки… Скажешь так, хорошо?
— Скажу, — отозвался Васька.
— Ну ладно… Если что срочное, то где я живу — знаешь. А так — я тебя найду.
— Договорились…
— Ну что? — был первый вопрос к Ваське, когда он возвратился к друзьям.
— Что? — Авдотьин сделал вид, что не понял.
— Ну, о чем вы там с ним говорили?
— За Анькой просил следить… И… это, записки там ей всякие передавать…
Обычно довольно связно и грамотно выражавшийся, Васька отчего-то стал крайне косноязычен.
— А что вся спина грязная? — спросил Вовка.
— Упал.
— На спину? — недоверчиво заметил Вовка. — Разве гололед на улице?
— Ну, там об камень споткнулся…
Вовке показалось все это странным, но он не придал этому значения. В конце концов, Васька, небось, нахамил по обыкновению и получил… Петька же с Ванькой вполне объяснениями Авдотьина удовлетворились.
— Ладно, — согласился и Семенов. — Допустим, упал. А что так долго-то? О чем можно было так долго говорить?
— Ну как, меня же надо было уговорить…
На этом разговор приятелей на берегу карьера касательно таинственного разговора Авдотьина-младшего с Щупловым и прекратился…
В последнее время Щуплов заметил за собой то, что он может находить нужных ему людей. Не по запаху, нет, но… это можно было бы назвать интуицией или способностью к гениальным догадкам. Хотя и то и другое было бы неточно: Александр просто знал, где находится нужный ему человек.
Так было и в этот раз: Ваську он нашел совершенно без труда. Шагая по тропинке, извивавшейся между березовыми зарослями с одной стороны и обрывами карьеров — с другой, он уже знал, куда должен был прийти, хотя перед тем в такую даль не забредал никогда.