раздается другой вой, я почти поворачиваюсь на пятках и бросаюсь бежать. Туман искажает расстояние, но передо мной сквозь пелену пробиваются красные огни, края которых уходят в дымку.
«Плоть… Свежая кровь… Сладкое, сладкое мясо… Оно зовет нас… Такое голодное… Оно грызет… Прекрати боль… Накорми нас… Освободи нас… Твое тело, такое сильное, такое целое… Отдай его нам…»
Туман расстилается передо мной, как занавес, когда появляется ужас. Он похож на яка, отвратительного и извращенного. Красные глаза светятся. Слюна капает из его пасти и шипит на невидимой земле под копытами. Его шерсть свалялась, местами оголилась, сквозь кожу проступают кости. А морда… Вокруг этих багровых глаз — череп с клочьями плоти и меха, прилипшими к нему.
Оно воет на меня. У меня звенит в ушах, и я борюсь с желанием закрыть их, не сводя с него прицела своего «Ругера».
За ним появляется еще одно существо. Медведь, я полагаю. Или когда-то был им.
— Бессмертный, ты когда-нибудь сталкивался с вендиго? Опасные враги. Думаю, сегодня я стану свидетелем твоего конца.
Ну, Джим, загадка, похоже, раскрыта. Если я пройду через это, я получу гонорар от скинуокера и его проклятого клана. Думаю, я его заслужу.
— Пошел ты, Харон, — бормочу я, когда второй вендиго приближается к первому. — Ты знал с первой ночи? Небольшое предупреждение не убило бы тебя.
Я смотрю на Паромщика, а он ухмыляется, черты лица исчезают во тьме, пока туман не закручивается вокруг него, как плащ. Смылся, сукин сын.
Мои волосы, уже мокрые от святой воды, скользят по лбу. Одежда прилипает ко мне от влаги в воздухе. Туман кажется живым, клубящимся и сгущающимся вокруг меня. Осторожно, как могу, я тянусь в карман пиджака и достаю баттенспургер, рассыпая салфетки по мокрым листьям.
Як-вендиго качает головой.
— Мы чуем твой страх, человек… Сдавайся…
То, как двигаются его челюсти, когда раздается этот пронзительный, высокочастотный голос, будет сниться мне в кошмарах годами. При условии, что у меня есть годы.
Я нажимаю на спусковой крючок. Пуля вонзается в лоб яка. Из входного отверстия шипит пар, а из пасти вырывается визг. Я стреляю снова, на этот раз в медведя, два быстрых выстрела, которые впиваются в развалины его тела. Их крики слишком похожи на человеческие — измученные, наполненные до мозга костей страхом, отчаянной потребностью в освобождении. Духи, овладевшие этими животными, когда-то давно были людьми, но теперь они тоже марионетки. Еще одно преступление, за которое Марв заплатит.
Мне все еще нужно их упокоить. Бешеных животных с бешеным разумом.
Пули дали мне только время; они не убьют такого злого зверя, как вендиго. Честно говоря, я не уверен, что поможет, но Бог любит заведомо проигрышные дела, верно? Я бросаю баттенспургер через плечо. Прежде чем он ударит, поворачиваюсь, решив оставить между собой и детонацией хоть какое-то пространство.
Поскальзываюсь в грязи.
Рухнув на землю, я кручусь, когда баттенспургер взрывается. Свет ослепляет мои глаза. Я уменьшаюсь в размерах и сворачиваюсь в клубок, пока вендиго воют от разочарования и боли. Граната уничтожает призраков, даже если они потом образуются снова. Их тела разлетаются по всему лесу. Куски плоти облепляют меня, в нос ударяет вонь гнилого меха яка и медведя, на кожу попадают брызги их ихора. Ночь погружается в тишину. Опираясь на локоть, я оглядываюсь вокруг.
Туман все еще густой, но вендиго нет. В поле моего зрения пляшут огоньки, но моргание не избавляет от них. На самом деле, цвета переливаются, движутся вместе и завихряются, когда я смотрю на них. И тут я понимаю свою ошибку.
Баттенспургеры разрушают материю, разрывают призраков, но не убивают их.
Вендиго — это не существа; это злобные духи внутри, и я только что вырвал их из их тел. Один бросается на меня, и все, что я могу сделать, это лежать в грязи.
— Ну, зашибись.
Вендиго бросается на меня, и мое тело становится горячим, и я имею в виду чертовски горячим. Я словно вспыхнул, шипя, как свиная шкура. Затем призрак, пытающийся овладеть мной, воет от боли и разлетается в стороны. Другой бросается на меня, и я чувствую легкий холодок, прежде чем огонь возвращается. Мгновение спустя этот вендиго тоже отступает.
Я оглядываю себя, пытаясь понять, в чем дело, и тут понимаю, что весь промок, но не от пота.
— Святая вода, — бормочу я. — Похоже, это была хорошая идея — пройти полное крещение.
Духи вендиго скрылись в тумане. Я поднимаюсь на ноги, пытаясь счистить грязь с одежды, но все, что у меня получается, это немного сдвинуть ее с места. Прежде чем я успеваю поздравить себя с тем, что выжил в битве с вендиго, слышу новые крики, фырканье, блеяние. В тумане появляются красные огни.
Те первые двое всего лишь авангард, а у меня остались только пули. Святая вода может помешать им овладеть моим телом, пока оно не высохнет, но ничто не помешает им разорвать меня на части.
Следовало подождать, чтобы использовать дерьмовый баттенспургер.
Количество глаз, смотрящих на меня, плавающих и мечущихся, пылающих багровым, отказывающихся оставаться на одном месте, дезориентирует меня. Я размахиваю рукой с пистолетом в поисках чего-нибудь — чего угодно, во что можно разрядить обойму. Затем что-то налетает на меня сзади, и я рефлекторно стреляю. Когти пронзают мою кожу, а зубы кусают за подколенные сухожилия. Я падаю вперед, извиваясь, и выпускаю пару патронов в рычащего, обезумевшего терьера, пытающегося полакомиться моим бедром.
Пропавшая собака.
Пули сбивают его с ног с рычанием. Он перекатывается и собирается с силами, чтобы прыгнуть мне на лицо. Он так близко, что я вижу ошейник на его шее и имя, выгравированное на металлической бирке. Руфус. Никогда не думал, что Руфус может разорвать мне горло.
Я снова стреляю, и «Ругер» щелкает. Патроны кончились. Из всех тварей в аду меня убьет одержимый кусающий за лодыжку пес.
Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы запустить «Осознание» и «Усиление», когда мое сердце перестанет качать кровь, а мозг отключится. Даже мертвый, я никогда не перестану охотиться за Марвином, мать его, Клэнси.
Золотое лезвие
