— И давно вы там, э-э-э… трудитесь?
— Уже пять лет.
— В таком случае вы, вероятно, давно погибли как пишущий журналист. Телевидение очень быстро убивает любые литературные способности, если они есть.
— Вы хотите сказать, мое предложение вас не интересует?
— Если вы подготовите что-то вроде специального репортажа и пришлете мне, я его прочту… Но заранее ничего обещать не могу.
В динамиках раздался глубокий вдох и знакомое шипение кислородного прибора. Должно быть, в Нью-Йорке выдался сегодня «день повышенной опасности». Или редактор был астматиком.
Так ему и надо, придурку!..
— Какой объем вы имеете в виду?
— Три тысячи слов. Не больше.
— Специальный репортаж в три тысячи слов?! — Фред не верил своим ушам.
— Можете не соглашаться, ваше дело.
— Я согласен, согласен!
С некоторых пор Фред считал «Метрополитен» своей главной целью и единственным шансом. Это был последний крупный печатный журнал, сохранившийся в Соединенных Штатах. Никакой прибыли он не мог приносить просто по определению, однако каждый раз, когда ему грозило банкротство, непременно находился новый собственник, готовый погасить долги журнала. Можно было подумать, что с гибелью этого издания оборвется последняя ниточка, связывавшая страну с давно минувшей эпохой бумажной прессы. Правда, многие подписчики предпочитали получать «Мет» в электронном виде, однако существовала и горстка богатых читателей, готовых платить сумасшедшие деньги за привилегию время от времени держать в руках красочные журналы, отпечатанные на плотной мелованной бумаге. Статьи в «Метс» были намного длиннее и подробнее, чем в любых других журналах, и каждому, кому удалось здесь опубликоваться, была обеспечена блестящая карьера.
Путь Фреда к «Метрополитену» оказался непростым — через приятелей и их дальних знакомых, которые знать не знали, кто такой Фред Арлин. На удивление действенную помощь оказал ему редактор отдела информации из Лос-Анджелеса, который дал ему очень неплохую рекомендацию. И вот он наткнулся на это высокомерное дерьмо — Джеми Боуэра, который нарыл себе тепленькое местечко, а на остальных плевать!
— Какова вероятность того, что вы опубликуете мой материал? — осведомился Фред. Раздражать редактора не стоило, но ему нужен был хотя бы один определенный ответ, который он впоследствии мог бы выдать за обещание, которое в свою очередь…
В ответ послышался еще один шипящий астматический вдох:
— Примерно один к четыремстам. И напомните мне в сопроводительном письме о нашем сегодняшнем разговоре, иначе я могу не вспомнить, кто вы такой.
На линии воцарилась тишина — Нью-Йорк отключился. Фред поспешно достал свой микроорганайзер и отыскал в нем номер адвоката Дуэйна Уильямса. С Джимом Хаттоном он договорился встретиться в Санта-Барбаре во второй половине дня.
Рассеянный солнечный свет просачивался сквозь листья платанов на Стейт-стрит и падал на вымощенную плиткой лестницу. Лестница вела вверх, к толстой дубовой двери в стене небольшой ослепительно-белой виллы в испанском стиле. В несколько прыжков одолев ступеньки, Фред позвонил. Открыл ему сам Джим Хаттон. Фред поднял голову, чтобы взглянуть ему в лицо, и вздрогнул от неожиданности. Адвокат был абсолютно лыс.
— Вас, наверное, интересует моя голова, — спокойно проговорил Хаттон и, повернувшись к Фреду спиной, двинулся в полутемную прохладную прихожую.
— Это… это довольно необычно, — пробормотал Фред, несколько стушевавшись.
Выращивание волос было самой простой и доступной генетической операцией на рынке косметических услуг.
— Я подхватил контактную аллопецию, — сказал Хаттон. — Как ни странно, это оказался тот редкий случай, когда врачи ничего не смогли поделать.
— Мне очень жаль, мистер Хаттон. Я вовсе не хотел…
— Мне тоже жаль, можете мне поверить.
Адвокат провел Фреда в кабинет, где на полках стояло множество старых книг — большая редкость, особенно в рабочих кабинетах и офисах. Тяжелое уютное кресло, предназначавшееся для клиентов, тоже было старинным — в таком кресле мог сиживать сам Шерлок Холмс. На пыльных стеллажах, занимавших целиком одну стену, разложены какие-то инструменты, отдаленно напоминающие орудия пытки. В стеклянном цилиндрическом сосуде плавала отрезанная человеческая кисть.
Джим Хаттон уселся за свой обитый кожей рабочий стол мексиканской работы и жестом предложил Фреду устраиваться поудобнее.
— Вот, значит, что случается с клиентами, которые не могут оплатить счета за ваши услуги? — пошутил Фред, указывая на отрубленную руку в банке.
— Своим клиентам я обычно говорю, что эта рука — память об одном из самых известных моих дел, — сказал Хаттон, — но представителю прессы я, пожалуй, не рискну лгать столь беззастенчиво. И все же согласитесь, производит впечатление, а?
— Безусловно, — кивнул Фред, которому очень хотелось взять салфетку или полотенце и как следует протереть ветхое кресло. Вместо этого он потер собственные ладони и заметил, как в лучах солнца, пробивавшегося сквозь щели жалюзи, затанцевали пылинки.
— На самом деле эта рука — из игрушечного магазина. Мой сын настоял, чтобы я держал ее в офисе для… для повышения авторитета. Итак, — проговорил Хаттон уже совсем другим, деловым тоном, — чем я могу быть вам полезен?
Фред подумал, что резкий тон и слегка выпученные голубые глаза адвоката — такое же средство психологического давления, как и муляж руки.
— Я пишу статью о трупах, которые в соответствии с пожеланием их… гм-м… бывших владельцев участвуют в медицинских экспериментах, способствуя таким образом прогрессу современной науки, — начал он. — Мне стало известно, что незадолго до казни Дуэйн Уильямс пожертвовал свое тело для использования в одном из таких научных проектов, и я решил разузнать поподробнее, для каких именно исследований оно могло понадобиться.
Джим Хаттон рассмеялся. Это был короткий, отрывистый, совершенно невеселый звук, напоминающий собачий лай.
— Увы, ничего не могу сообщить вам по этому поводу.
— Почему?
Адвокат пожал плечами:
— Медицинские компании и институты, использующие трупы для экспериментов, обычно настаивают на соблюдении полной конфиденциальности.
— Но для чего такая секретность?
— Медицина по-прежнему остается областью, где риск намного выше, чем в других отраслях. И если какая-то компания работает над новым эффективным лекарством или методикой, она, естественно, не захочет, чтобы об этом пронюхали конкуренты.
