— Вы тот, с кем я могу поговорить об убийстве? — спросил человечек. У него был высокий, неуверенный голос. Глаза за очками в толстой оправе быстро моргали.
— Тот самый, мистер Прюйн. Моя фамилия Бендикс. Лейтенант Бендикс. Не угодно ли присесть? — Бендикс кивнул на кожаный стул.
— Прюйн. Как читается, так и пишется, — сказал лысый человечек. — А то, знаете, часто неправильно произносят. Необычное имя. Но так уж меня зовут — Прюйн. Эмери Т. Прюйн. — Он сел.
— Итак, мистер Прюйн, — Бендикс тщательно выговорил имя, — я вас слушаю.
— Ох… надеюсь, что мне нужны именно вы. Я просто не смогу повторить это кому-нибудь еще. Ненавижу пересказывать одно и то же. — Он поморгал на Бендикса.
— Честное слово, я тот, кто вам нужен. А теперь прошу вас, начинайте.
«Никуда не денешься, — подумал Бендикс, — придется слушать твой бред. Чего в моем кабинете не хватает, так это кушетки для пациентов». Он предложил человечку сигарету.
— Нет-нет. Спасибо, лейтенант. Не курю.
«И не убиваешь тоже, — мысленно добавил Бендикс. — Все, что ты умеешь, Моргунчик, — это читать газеты».
— Скажите, лейтенант, у полиции и впрямь нет никаких зацепок по этому делу?
— Так пишут репортеры. Они располагают фактами, мистер Прюйн.
— Да. Я видел публикации… интересно ведь читать про свою работу. — Он сделал паузу, чтобы поправить очки. — Хочу уверить вас с самого начала, что я действительно преступник. Это убийство на моей совести.
Бендикс кивнул. «О’кей, Моргунчик, я поражен до глубины души».
— Я… э… может, вы хотите записать мой рассказ на пленку или еще как-нибудь…
Бендикс улыбнулся:
— Офицер Барнхарт зафиксирует все, что вы скажете. Научился стенографировать еще в школе, правда, Пит?
Барнхарт ответил ему ухмылкой с другого конца комнаты.
Эмери Прюйн тревожно оглянулся через плечо на сидящего у двери полисмена.
— Ох, — вздохнул он, — а я и не заметил, что офицер остался. Я думал, он… ушел.
— Он будет вести себя тихо, — успокоил его Бендикс, выпуская облако бледно-сизого табачного дыма. — Так я жду вашего рассказа, мистер Прюйн.
— Конечно. Да-да. Ну… я знаю, что с виду не похож на убийцу, лейтенант Бендикс, однако… — он слегка покашлял, — однако мы редко выглядим такими, какие мы на самом деле. В конце концов, убийцы похожи на обычных людей.
Бендикс подавил зевок. «И почему эти шизики выбирают для своих излияний именно вечера? До чего же хочется есть. Надо подстегнуть этого типа, а то с ним до утра просидишь. Вот опоздаю на ужин, и Элен опять закатит скандал. Ладно — будем задавать наводящие вопросы».
— Как вы попали в квартиру к миссис Слоун?
— Обычная хитрость, — с робкой улыбкой сказал Прюйн. Он наклонился поближе к столу. — Я прикинулся телевизионщиком.
— Вы имеете в виду, мастером по ремонту?
— Нет-нет. Тогда меня вряд ли пустили бы, потому что я ведь не знал, вызывала ли миссис Слоун мастера по ремонту. Нет, я притворился служащим телефирмы. Сказал миссис Слоун, что ее фамилия была выбрана наугад вместе с несколькими другими для бесплатной установки конвертера.
— Какого конвертера?
— Преобразователя, который превращает черно-белый телевизор в цветной. Я читал, что такие бывают.
— Понятно. И она вас впустила?
— Да. Она очень обрадовалась, что ей так повезло, и тараторила без умолку. Знаете, как водится у женщин.
Бендикс кивнул.
— Пригласила меня зайти, сказала, что муж будет в восторге, когда вернется домой и узнает, что она выиграла. Устроим-де ему сюрприз. — Прюйн улыбнулся. — Ну, я и вошел вместе с сумкой, в голубой форме и фуражке, которую купил за день до того. Ах да — вам, наверное, нужны название и адрес магазина, чтобы проверить…
— Пока это не обязательно, — прервал его Бендикс. — Сначала расскажите нам о преступлении. А детали уточнить успеем.
— Ну что ж, хорошо. Я просто подумал… ну, я положил сумку и…
— Сумку?
— Да. У меня там гаечный ключ и всякое такое.
— Зачем?
— Использовать как орудия убийства, — помаргивая и улыбаясь, сказал Прюйн. — Мне нравится носить эту сумку с собой и выбирать из нее то, что подходит.
— О чем это вы?
— Каждый человек — личность. И я выбираю инструмент, который, по моему мнению, лучше всего к этой личности подходит. Люди-то все разные.
— Тогда… — Бендикс посмотрел в глаза человечка за толстыми стеклами. — Получается, что вы убивали и до этого?
— Конечно, лейтенант. До миссис Слоун — еще пятерых. Пять женщин.
— А почему вы пришли в полицию только теперь? Почему не признались раньше?
— Потому что не хотел. Тогда моя цель еще не была достигнута.
— Какая цель?
— Ровно шестеро. Я с самого начала решил убить шестерых женщин, а потом сдаться. Что и сделал. У всякого должна быть своя цель в жизни. Моей было совершить шесть убийств.
— Понятно. Итак, вернемся к миссис Слоун. Что случилось после того, как она вас впустила?
— Я поставил сумку и подошел к ней.
— Где была она?
— Посреди комнаты, смотрела на меня. Улыбалась. Весьма дружелюбно. Спрашивала, как работает конвертер. Ничего не подозревала. До тех пор, пока…
— Пока что, мистер Прюйн?
— Пока не заметила, что я не отвечаю. Я просто стоял перед ней, улыбался и не говорил ни слова.
— И что сделала она?
— Занервничала. Перестала улыбаться. Спросила, почему я не занимаюсь телевизором. Но я молчал и смотрел, как у нее в глазах растет страх. — Человечек выдержал паузу; на лбу у него выступил пот, он тяжело задышал. — Очень приятно видеть страх во взгляде женщины, лейтенант, это чудесное зрелище.
— Продолжайте.
— Когда она достигла определенной точки, я понял, что она сейчас закричит. И чтобы не допустить этого, я зажал ей рот рукой и ударил ее коленом.
Бендикс резко втянул в себя воздух.
— Что вы сказали?
— Я говорю, что ударил ее коленом… в живот… чтобы у нее перехватило дыхание. Иначе она могла закричать.
Бендикс быстро затушил сигарету. «Возможно, — подумал он, — возможно…»
— И что потом, мистер Прюйн?
— Потом я подошел к сумке и выбрал нож. С длинным лезвием. Хорошая сталь. Потом вернулся к миссис Слоун и перерезал ей горло. Это было замечательно. Цель поставлена и достигнута.
— И это все? — спросил Бендикс.
«Если сейчас он скажет про двадцать одну рану, то это он и есть, — подумал Бендикс. — Про удар в живот он мог придумать и сам — бывают такие совпадения. Но если он скажет про раны…»
— Нет-нет, еще не все. Потом я перевернул ее и оставил свой фирменный знак.
