Анна Фишер одернула штору и отступила от окна, прикрывая рот ладошкой. Сердце принялось бешено колотиться в груди, а где-то внутри зародилось щемящее чувство тревоги, противная уверенность, что сегодняшняя встреча с Артуром ван Геером была последней в ее жизни.
* * *
Чародей шел по освещенному настенными светильниками коридору «Империи». Время приближалось к полуночи, но для него это ничего не значило — он давно привык ложиться с рассветом, а просыпаться к полудню. К тому же назавтра ван Геер не планировал никаких встреч и готовился посвятить весь день редкому отдыху.
Так что пачка обычной партийной корреспонденции, которую он получил на обратном пути от Анны Фишер, а потом можно хотя бы на несколько часов забыть обо всем и почувствовать себя обычным человеком, свободным от решения судеб народа. В последнее время эта идея все чаще казалась ван Гееру особо привлекательной. Он не хотел списывать это на старческое малодушие и усталость, но… кем как не стариком, заигравшимся в борца за светлое будущее, он и был? Народа, которого, по сути, не знал и который его ненавидел.
Ван Геер приблизился к белой двери своего номера, извлек из кармана золоченый ключ, вставил в замочную скважину и провернул один раз. Номер давно стал чуть ли не родным домом, настоящим убежищем, в которых когда-то прятались чародеи от всевидящего ока бдительной инквизиции. Правда, двести с лишним лет назад чародеи выбирали для убежищ жилища значительно скромнее, но времена изменились.
Ван Геер толкнул дверь, переступил порог и шагнул в темноту, поглотившую тихий звук его шагов.
Обычный человек не почувствовал бы никакой разницы, однако истинному чародею буквально сразу захотелось бы убраться от давящего ощущения вакуума и пустоты. Ван Геер не зря считал этот номер своим домом. Он потратил немало времени и сил, чтобы покрыть стены просторной комнаты защитными сигилями и печатями, полностью блокирующими арт и запрещающими вход нежеланным гостям.
Чародей закрыл за собой дверь, скинул с плеч сюртук и повесил его на вешалку в прихожей, а после, ориентируясь в темноте вторым зрением, прошел в комнату.
И замер, услышав равнодушный голос, донесшийся из пустоты:
— Салапарако мак’вс шент’ан, Артур ван Гееро.
Глава 13
Комната была затянута густым серебристым туманом, в котором смутно угадывались очертания меблировки. Охранные сигили, печати и руны мерцали в тумане мертвой, бездушной обстановки и переливались всеми цветами радуги на стенах и потолке номера «Империи». На сигийца они не реагировали.
Он сидел в глубоком кресле возле стола. Артур ван Геер застыл посреди комнаты — тусклое пятно со смутно угадывающимися, тонущими и теряющимися в густой пелене очертаниями человеческой фигуры. Контуры ауры переливались радужным свечением, но крайне скупо и блекло, словно сила арта почти иссякла в старом колдуне, но от ван Геера веяло колдовством, сигиец чувствовал это. К тому же он хорошо помнил сули ван Геера все семь лет и не спутал бы ни с кем, даже вылепи тот себе новое лицо, как это сделал Дитер Ашграу.
Аура чародея аура пульсировала волнением и тревогой, грозящей всколыхнуться волнами страха.
Он растерянно, слепо оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда прозвучал глухой голос. Однако ван Геер быстро осознал бесполезность второго зрения, осмотрелся в комнате глазами обычного человека и, сосредоточенно вглядевшись во мрак, все же заметил в слабом отсвете уличного фонаря сидящего в кресле сигийца.
Это быстро успокоило чародея. Он расслабился. Аура прекратила пульсировать и колыхаться.
— Все-таки это ты, — проговорил он несколько глухо из-за наложенных на комнату печатей, — а я до последнего надеялся, что ошибся. И что Адлер хоть раз в жизни довел хоть что-нибудь до конца и сделал хоть что-нибудь как надо, — добавил ван Геер насмешливо.
Сигиец не пошевелился в кресле и не ответил. Лишь внимательно следил за чародеем, который продолжал сохранять спокойствие, несмотря окружающую его темноту.
— Семь лет, — немного помолчав, продолжил ван Геер, — мы считали, что перебили всех тебе подобных и оказали миру неоценимую услугу. Избавили его от ошибок и природных аномалий, восстановили баланс. И вот ты здесь, — чародей усмехнулся, слегка повеселев. — Неужели мы были не правы, и природе все-таки нужны ошибки и аномалии?
Природная аномалия вновь никак не отреагировала.
— Что ж, — вздохнул ван Геер, — ты все еще не бросился на меня, сидишь и слушаешь старческое брюзжание, значит, тебе от меня что-то нужно. Полагаю, ты хочешь поговорить. По крайней мере, для начала. Если это так, возможно, ты позволишь? — чародей осторожно шагнул навстречу, указывая руками на стол. — Понимаешь ли, я, как и ты, привык видеть собеседника, но в силу обстоятельств в данный момент лишен такой возможности.
Собеседник внимательно всмотрелся в пятно ауры чародея.
— Да, — сказал он.
Ван Геер на ощупь подошел к столу под немигающим взглядом сигийца. Коснулся смутно угадывающегося в густом тумане светильника, немного повозился в потемках в поисках спичечного коробка, чиркнул спичкой. В носу засвербело от запаха серы и подожженного масла.
Ван Геер с тихим звоном накрыл светильник стеклянной колбой, наладил яркость горящего фитиля. Озаривший комнату желтоватый свет выхватил из темноты неподвижное, заросшее бородой лицо со шрамом и отразился парой огоньков в зеркальной поверхности неотрывно следящих за чародеем серебряных бельм.
Для сигийца комната по-прежнему осталась затянутой густым туманом, в пелене которого колыхнулась от волнения аура ван Геера.
— Итак, — чародей повернулся к собеседнику, заложив руки за спину, — с чем, еще раз, ты пожаловал? Пожалуйста, без Эна. Это мертвый язык, а мы пока что еще живы.
— Машиах. Где он? — спросил сигиец, неотрывно глядя на чародея.
Ван Геер потянул носом пахнущим маслом воздух, расправив плечи.
— А для чего ты его ищешь? Чтобы убить? — уточнил он.
— Да, — сказал сигиец.
— Хм, — задумчиво хмыкнул ван Геер. Его аура колыхнулась во мгле, слабо переливаясь радужным свечением. — Ты же понимаешь, что он — великий учитель, которого я должен прикрыть своей грудью, умереть, но ни за что его не выдать? — спросил чародей с легкой насмешкой в голосе.
— Да.
— Почему тогда ты спрашиваешь меня, если понимаешь, что я не должен отвечать? Только из страха перед тобой?
— Нет.
— Тогда почему? Ты все равно меня убьешь, как убил Зюдвинда, Ашграу и даже Финстера, хотя последний не имел никакого отношения к нашим… конфликтам.
— Не убью, — сказал сигиец.
Ван Геер искренне удивился.
— Почему же они мертвы? — невозмутимо спросил он.
— Не захотели отвечать, — сказал сигиец.
— Хм, — задумчиво хмыкнул ван Геер, наклоняя голову. — Значит, если я отвечу, ты просто уйдешь? Несмотря на то, что семь лет назад я, как и Зюдвинд, и Ашграу, убивал тебе подобных?
— Да.
— Хм, — задумался ван Геер. — А какие у меня гарантии?
— Никаких.
Чародей напряженно замер. Его аура нервно дрожала, то бледнея, то наливаясь красками. Артур размышлял, однако ход его мыслей сигиец мог лишь предполагать, но не знать наверняка.
— Значит, — спокойно заговорил ван Геер, — если я скажу, где Машиах, ты просто уходишь, так? А тебе не приходит в голову, что я постараюсь как-то предупредить его? Что мы объявим на тебя охоту? Попробуем тебя остановить? В конце концов, попробуем завершить начатое еще семь лет назад?
— У вас есть свои дела, — сказал сигиец. — Не мешайте — не стану мешать вам.
— Мы говорим о том, что ты хочешь убить Машиаха, — заметил ван Геер, сдерживая нервное напряжение. — Но Машиах и есть наше дело. Для кого-то он вождь, для кого-то — учитель, для кого-то — олицетворение самой идеи нашей борьбы. Без него наше дело прекратит свое существование.
