— Слезай, Китти, — велела женщина. Кошка спрыгнула на черном поводке на мостовую и потерлась о ноги хозяйки.
— Какая послушная! — похвалил Хватпол.
— Что там произошло? — спросила у него женщина, указывая в сторону паба рукой в перчатке. — Нашли кого-то? Мужчину или женщину?
— Мужчину, раз уж вам так интересно, — сообщил Хватпол.
— Можете описать его мне? — попросила она. — Это очень важно, понимаете?
— Убогий старик, — тихо начал сержант, — почти беззубый, а глаза очень бледные, скорее всего, слепые.
Женщина взглянула на пятнистую кошку.
— Какой ужас… — пробормотала она. — Боюсь, я знаю, кто это. Я его уже несколько дней разыскиваю…
Она нагнулась, подхватила кошечку на руки и на секунду приникла лицом в мех, но сразу же выпрямилась и заговорила, обращаясь к кошке:
— Боюсь, что это Джек… Ведь так, Китти? Бедный старина Джек…
— Значит, вы хорошо его знали? — уточнил Хватпол. — Вы могли бы его опознать?
— Да, мы его знали, не так уж и хорошо, но знали, правда же, Китти? Мы его звали слепым Джеком, хоть это и не совсем правда. Он видел, только совсем плохо.
— Тело отвезут в морг. Вы сможете пойти туда со мной? На формальное опознание?
— Не люблю я этого… но тут уж сделаю, что смогу. Бедный старина Джек…
— Если это он, — заметил Хватпол.
И они вместе пошли к моргу по веселым и шумным улицам зимнего города.
Калеба втащили по ступенькам большого здания из красного кирпича и втолкнули под арочный свод. Внутри, у входа, стояли полисмен и патрульный в красной униформе. Патрульный придержал дверь, и оба отдали честь полисмену в штатском.
Кафельный пол огромного вестибюля был усыпан опилками, словно в мясной лавке. Над высокой конторкой свисала газовая люстра. Из глубин здания раздавалось чье-то натужное пение — пьянчужка выводил рулады под аккомпанемент самых разнообразных воплей и криков. Вдоль всей стены, отделанной плиткой, тянулась деревянная лавка, где чего-то дожидались какие-то скорченные типы. Напротив, за красным шнурком, натянутым между медными столбиками, сидели Зеваки, внимательно наблюдая за всем происходящим.
Бледный мужчина в штатском подтащил Калеба к высокой конторке. Полицейский клерк за нею выпрямился, одернул форменную куртку и приосанился.
— Доброе утро, инспектор Принсеп, — сказал он, а у самого ручка уже была наготове, словно клерк только и ждал этого момента. Он чуть наклонил голову и приготовился записывать.
Калеб смотрел во все глаза.
— Для начала задокументируем, как тебя зовут, раз уж никакого удостоверения личности у тебя нет, — заявил бледнолицый человек. — Просто сообщи ему свое имя.
— Меня зовут Калеб.
— Так-так, имя интересное, — заметил клерк и подсказал, достаточно дружелюбно: — А фамилия к нему имеется?
Калеб устало и безучастно прикрыл глаза.
— Браун, — ответил он.
Полицейский клерк царапал ручкой в журнале.
— Поэзия и проза в одном только имени! — прокомментировал он. Потом добавил: — Возраст? Сколько тебе лет?
— Семнадцать, — ответил Калеб.
— Пиши: примерно от четырнадцати до семнадцати, — нетерпеливо встрял инспектор Принсеп.
— Я совершенно точно знаю, сколько мне, — воспротивился Калеб.
Клерк все писал в своем журнале.
— Ты когда-нибудь посещал учебное заведение? Ходил ли ты или ходишь в настоящее время в школу или другое подобное учреждение? — спросил Принсеп.
— Разумеется, — ответил Калеб.
— Умеешь ли ты читать?
Полицейский клерк уставился на Калеба, с ручкой наготове.
— Да! — Калеб практически выплюнул ответ.
— Ты проходил официальную регистрацию в Корпорации? — спросил клерк.
Прежде чем Калеб успел ответить, Принсеп заявил:
— По-моему, нет. Этот типчик утверждает, будто бы он посетитель, Зевака, что у него якобы есть билеты, разрешения и аккредитация. Но ты взгляни на это!
Полисмен запустил руку в карман пальто Калеба, вытащил целую пригоршню добра — жемчужные ожерелья, монетки и украшения — и с грохотом свалил все на раскрытые страницы журнала.
Клерк присвистнул. Потом снова принялся писать, а сам тем временем рассказывал:
— Инспектор, сегодня утром поступил рапорт о серьезном преступлении — об убийстве прошлой ночью.
Клерк промокнул страницу промокашкой.
Калеб посмотрел на противоположную стену, где в застекленных рамах висела целая серия плакатов «Разыскивается». Прямо сейчас патрульный вешал рядом еще один плакат.
На плакате было изображено непримечательное лицо молодого человека, сверху красовалось слово: «Убийство». Лицо отдаленно напоминало физиономию самого Калеба, сходства было бы недостаточно для опознания, но юноша перепугался: за ним определенно охотились! Теперь не могло быть и речи о том, чтобы сдаться, раскрыть себя, обратиться за помощью к официальным властям.
Клерк поднял взгляд и коротко объявил:
— Так, теперь приметы… Рост?
Принсеп грубо потащил Калеба к дальней стенке и приставил к нарисованной на ней измерительной шкале; футы и дюймы были отмечены темно-зеленой краской.
— Пять футов десять дюймов, — определил Принсеп.
Клерк записал, скрипя пером.
— Цвет волос?
Принсеп озабоченно посмотрел на Калеба и выкрикнул:
— Темные!
— Глаза?
— Голубые, — сообщил полицейский, и клерк снова записал.
— Телосложение?
— Субтильное, — решил коп.
— Место рождения? — вопросил клерк.
Калеб уставился в пол.
— Пиши: неизвестно, район Лондона, — продиктовал Принсеп.
— Профессия или род занятий?
Снова ответил Принсеп:
— Попрошайка без лицензии или нелегал, точно — вор.
— Я не вор! — тихо, но твердо возразил Калеб.
— Я все видел. Ты орудовал на пару со вторым жуликом. Или, может, сам частенько жемчуг носишь?
— Бродяга-попрошайка и воришка, — протянул клерк, уставившись на юношу поверх очков. — Особые приметы?
— С виду никаких. — Коп осмотрел Калеба с головы до ног.
— Где проживает во время задержания?
— Без особого места жительства, — отозвался Принсеп.
Калеб смолчал; сначала он хотел было рассказать о съемной квартире в Ислингтоне, но что-то его остановило — непонятно откуда нахлынувший страх, что его могли бы связать с нападением на отца, с убийством из полицейских донесений. «Может, тогда уж лучше признаться в воровстве?» — подумал он.
— Причина задержания? — продолжал клерк.
— Карманная кража, с сообщником, — заявил Калеб.
