Кевин Андерсон - Антитела

Дав отбой, Скалли посмотрела на Малдера и вкратце передала ему содержание беседы.

— Заметают следы, — сказал тот, кивнув. — И в первую очередь им, разумеется, нужно было избавиться от трупа.

Скалли задумалась, вслушиваясь в рокот прибоя.

— То, что произошло в морге клиники, противоречит принципам ЦРЗ. Ни отчета, ни расписки, ни даже карточки с телефонным номером, по которому доктор Квинтон мог бы позвонить, если бы узнал что-нибудь новое.

Малдер застегнул куртку, укрываясь от пронизывающего ветра.

— Я сомневаюсь, что это были люди из Центра, скорее — представители той самой группировки, что устроила взрыв в “ДайМар” и свалила вину на других, выбрав в качестве козла отпущения защитников прав животных.

— Но зачем кому-то потребовалось предпринимать такие жесткие меры?

— Ты слышала рассказ Дарина о нанотехнологиях, — ответил Малдер. — Судя по всему, продукция братьев Кеннесси каким-то образом просочилась за пределы лаборатории — вероятно, была вынесена подопытным животным, в организме которого содержалось нечто опасное. Слизь на теле погибшего охранника, как мне кажется, имеет прямое отношение к тому, что мы видели в крови собаки…

Скалли уперла руки в бедра, и свежий порыв ветра, налетевшего с моря, разметал ее рыжие волосы.

— Малдер, нам нужно найти Патрицию и Джоди Кеннесси и их собаку.

За их спинами “Чертова маслобойка” с громким гулом извергла очередной столб воды, который высоко взвился в воздух, рассеивая брызги. Дети, стоявшие вместе с родителями у поручня, при виде этого зрелища разразились смехом и радостными криками. Никто не обращал внимания на торговца с фургоном и женщину с косами и самодельными пледами.

— Согласен, Скалли, — отозвался Малдер. — После всего, что нам поведал патологоанатом, я начинаю думать, что мы не единственные, кто их ищет.

Холодный дождь низвергался на землю, пропитывая влагой обочину и все, что находилось вокруг. Однако Джереми Дормана беспокоили куда более серьезные затруднения, чем скверная погода. Сейчас внешний мир представлялся ему чем-то посторонним, чужеродным. Его нервную систему пронизывала страшная боль, делая Дормана нечувствительным к окружающему.

Его одежда и обувь промокли, кожа стала серой и клейкой на ощупь, но эти мелкие неурядицы не шли ни в какое сравнение с яростной войной, которая разгоралась в его клетках. Тело Джереми покрывали липкие пятна жидкости-носителя, в которой кишели размножающиеся наномеханизмы.

Его мышцы сводило спазмами, но Дорман продолжал поднимать и переставлять ноги, упрямо продвигаясь вперед. Теперь его мозг существовал отдельно от тела, будто пассажир в автомобиле, кукловод с завязанными глазами, управляющий незнакомой и очень сложной марионеткой, действуя руками в грубых толстых перчатках.

Мимо Дормана проехал грузовик, рассеивая брызги. Его колесо угодило в выбоину, окатив Джереми потоком холодной дождевой воды. На заднем бампере автомобиля загорелся тормозной фонарь, потом водитель понял, в чем было дело, несколько раз сердито посигналил и умчался вдаль.

Дорман шагал по раскисшей обочине, безразличный ко всему. Он смотрел прямо перед собой. Шоссе описывало плавную петлю и углублялось в поросшие лесом горы. Джереми понятия не имел, сколько миль он прошел от Портленда, надеясь лишь, что ему удастся каким-нибудь образом сократить время в пути. У него не осталось ни цента, но если бы деньги и были, Джереми не отважился арендовать машину, боясь предъявить документы, по которым его было легко выследить. Ни одна душа в мире не знала о том, что он все еще жив, и это его устраивало как нельзя лучше. К тому же его непокорное тело то и дело охватывали конвульсии, а разум время от времени погружался в черную бездну, и садиться в таком состоянии за руль было бы опасно.

Подволакивая ноги, Дорман миновал окружную весовую станцию, небольшую будочку с воротами и светофором для грузовиков. Окна станции были прикрыты прозрачными ставнями, а на стене красовалась табличка с надписью “Весовая закрыта”. Казалось, табличку не снимали уже многие месяцы.

Дорман с тоской заглянул внутрь. Должно быть, в помещении нетоплено, не осталось ни еды, ни других припасов, зато там сухо. Джереми страстно хотелось хотя бы ненадолго укрыться от дождя, заснуть… но он вполне мог и не проснуться. У него оставалось совсем немного времени.

Он прошел мимо станции. По одну сторону дороги расстилались полузатопленные картофельные поля, по другую — болото. Дорман брел вперед, поднимаясь по легкому уклону, ведущему в горы.

В поле его зрения, словно помехи, возникали странные непостижимые изображения. Наномашины, суетившиеся в его теле, нарушали схему соединения зрительных нервов, вновь их восстанавливали, вносили улучшения… или просто забавлялись ими, как игрушками. Уже несколько дней Дорман не различал цветов.

У Джереми заныли кости, и он стиснул челюсти, почти наслаждаясь болью — настоящей болью, а не призрачным ее фантомом, побочным эффектом деятельности крохотных самопрограммирующихся механизмов.

Он прибавил шаг, всецело сосредоточившись на движении вперед и даже не заметив грохота приближающегося грузовика.

Автомобиль громыхал все громче — длинный лесовоз, наполовину загруженный сосновыми бревнами. Их длинные ветви были обрублены, а кора срезана. Дорман повернулся, посмотрел на машину и отступил подальше от дороги. Грузовик мигнул фарами.

Водитель принялся переключать скорости, переходя на нижние передачи, и мотор автомобиля взревел на холостом ходу. Фыркнули пневматические тормоза, и лесовоз остановился футах в тридцати от Дормана.

Он стоял тараща глаза и не смея поверить такой удаче. Водитель решил его подвезти. Дорман торопливо подбежал к машине, хлюпая водой в ботинках и прижимая руки к груди.

Шофер наклонился над сиденьем и отомкнул пассажирскую дверцу. Дождь продолжал лупить по бревнам, а над горячим капотом грузовика поднимался пар.

Дорман ухватился за ручку и распахнул дверцу. Его ноги дрожали и скользили, но в конце концов он обрел равновесие и забрался в кабину, чувствуя себя насквозь промокшим, замерзшим и изнуренным.

— Ну и видок у тебя, приятель, словно у настоящего страдальца, — заметил шофер, коренастый плотный мужчина со светлыми волосами и голубыми глазами.

— А я и есть такой, — отозвался Дорман, удивляясь тому, что его голосовые связки все еще работают нормально.

— Что ж, продолжай страдать в моей кабине. Тебе есть куда пойти, или ты просто бродишь по белу свету?