— Ну почему, почему все так несправедливо устроено? Все друзья, да что там друзья, просто едва знакомые люди в один голос твердят, что одно только мое присутствие приносит им удачу, а мне самой от этой удачи не перепало и на грош. Волшебница для всех и злая колдунья для себя лично, — невесело пошутила Ирина.
Она вспомнила, как подруги просили ее постоять рядом, когда вытаскивали из барабана билетик книжной лотереи. Девушка давно уже перестала удивляться тому, что почти всегда, когда она выполняла их просьбу, этот маленький коричневый клочок бумаги приносил выигрыш. Одноклассники, порой по вечерам игравшие в карты, случись ей проходить мимо, зазывали волшебницу, наперебой предлагая всевозможные блага в виде семечек или конфет.
— Иришка! Иди сюда. Постой рядом. Что-то сегодня не везет совсем.
И когда она больше из любопытства, чем из великодушия или из желания полакомиться предлагаемыми дарами, подходила к кому-нибудь из игроков, счастливец оживлялся и, время от времени опасливо проверяя, не ушла ли она, изрекал традиционное:
— Хоть верьте, хоть нет, но пока Ирка стоит рядом, карта прет, как заговоренная.
За последние два года слава человека, неизменно приносящего удачу, прочно закрепилась за Ириной. Она и сама порой удивлялась, тому, что людям, даже совершенно посторонним, действительно везло в ее присутствии, но в глубине души считала это обычными случайностями, просто совпадением.
Самой Ирине не везло всегда и во всем. Когда она подходила к остановке, нужный троллейбус уезжал, а следующий в лучшем случае останавливался для ремонта, если вообще не проходил порожняком мимо убитых горем несостоявшихся пассажиров.
«В ПАРК»
О! Как ненавидела Ирина эти подлые таблички за лобовым стеклом, нагло извещающие жаждущих попасть в замызганное чрево троллейбуса о том, что нет водителю до них совершенно никакого дела, поскольку в этом таинственном ПАРКЕ ждет его занятие поважней, чем перевозить затравленных городским транспортом пассажиров к их глупым и пустяшным делам. Как унижали эти гнусные таблички ее человеческое достоинство. Как порой втаптывали в грязь ее новые, на толкучке купленные туфельки. Сколько презрения к ее незаурядной личности они, эти мерзкие таблички, таили в себе.
По этой причине Ирина набралась надменной гордости и научилась ходить пешком на рекордные расстояния, высокомерно игнорируя зазывно проносящиеся мимо троллейбусы.
Не лучше обстояли дела и на других фронтах ее борьбы с приговором — невезучая. К любому магазину Ирина подходила исключительно в тот момент, когда одна из его работниц вывешивала другую, еще более ненавистную табличку со злорадным сообщением «санитарный час» или лживым «переучет» и, мучимая страстью любопытства и желанием немедленного приобретения, оскорбленная таким отношением жизни к себе, Ирина вынуждена была не солоно хлебавши поворачивать назад.
И так во всем, во всем без исключения. Почта, телеграф, вокзалы, парикмахерские и дома быта словно ополчились на нее с самого рождения и тогда же вступили в какой-то немыслимый заговор, безжалостно захлопывая свои двери перед ее носом.
То, что несчастная Ирина получала от жизни, имело к удаче или везению самое отдаленное отношение и давалось ей только путем упорного труда или не менее упорного преодоления неблагоприятных обстоятельств, что, в сущности, тоже немалый труд.
Иногда Ирина, мысленно пытаясь обмануть судьбу, моделировала ситуации, в которых удача, приносимая ею другим людям, могла быть использована для собственного блага.
— Вот стану подругой карточного шулера, и деньги потекут рекой… — сердясь на себя за глупые мысли, думала она.
Но тут же, осознавая безнадежность борьбы со злокозненной судьбой, отбрасывала даже эти «безобидные» мысли.
— Стоит этому несуществующему шулеру один раз поделиться со мной выигрышем, как всю его удачу словно ветром сдует, — грустно заключала она.
Размышления Ирины о несправедливости судьбы время от времени перемежались горьким осознанием неудачи, минимум на год отодвинувшей ее заветную мечту стать врачом. Девушка еще некоторое время посидела, откинувшись на спинку скамьи, подавленная свершившейся несправедливостью, в которой больше склонна была обвинять людей, составивших списки поступивших счастливчиков, чем судьбу, винить которую, если уж она такова, занятие глупое и бессмысленное.
— Ну что ж, — вставая, подумала она, — если удача не приходит сама, придется брать требуемое штурмом, без ее участия. Капризная эта дама и раньше меня не баловала, так что ситуация вполне привычная.
В голове девушки родился план, детали которого она, с присущей ей обстоятельностью принялась обдумывать. Поглощенная этим занятием, Ирина остановилась у подъезда своего дома и, постояв еще немного, приняла окончательное решение: она поступит в медицинское училище, закончит его с отличием, станет медсестрой, а через два года, имея специальное образование, возьмет институт штурмом вне конкурса.
— Так даже лучше, — повеселев, подытожила Ирина. — Практика, которую я получу в училище, пригодится мне, будущему врачу, в дальнейшей жизни. Во всяком случае не помешает.
Определив таким образом свою судьбу, она стремительной спортивной походкой покинула двор своего дома. Уже через полчаса девушка вышла из раскаленного троллейбуса, в который успела заскочить на ходу (бывают и в ее жизни маленькие удачи), уверенно направляясь на улицу Тельмана в медицинское училище.
Когда вечером девушка рассказала родителям о своей неудаче и принятом затем решении, отец ее, мягкий и уравновешенный человек, военный летчик, успокаивающе сказал:
— Что ж, доченька, так или иначе ты движешься к намеченной цели, а профессия медсестры, особенно операционной, сама по себе подразумевает квалификацию, порой не меньшую, чем у оперирующего хирурга. Можно считать, что все в порядке.
«Ну это он хватил в своем желании подбодрить меня», — критически отнеслась к словам отца Ирина.
Мать молчаливо согласилась с отцом, ничем не выразив особого своего отношения к принятому дочерью решению.
Несколько месяцев, в течение которых Ирина постигала азы медицинской науки, она почти ни с кем не общалась. В ее небольшой комнатке медицинские учебники самым необычным образом смешались с произведениями классиков французской беллетристики, перемежающимися трудами Фрейда или Аристотеля.
Девушка поглощала знания жадно и бессистемно. Казалось, разнородные сведения, смешавшись в сознании Ирины, не принесут ей никакой пользы, однако, вопреки логике, потоком поступающая в ее очаровательную головку информация сама собой сортировалась, систематизировалась, и девушка порой поражала глубиной своих знаний и оригинальностью суждений не только сверстников, но и людей гораздо более сведущих.
