Делать не хочется ничего. Ни двигаться, ни разговаривать, ни даже терзаться из-за проваленного задания. Эмоции, словно под наркозом, – нечто похожее она ощущала, впервые испив «чай созерцателей» во время одной из монастырских мистерий…
…Черный, расширяющийся к острию клинок неспешно отталкивается от чужого мачете, пригибая его к земле, – и, разгоняясь за счет полученного импульса, чертит крутую дугу через воздух, через зависшие в неподвижности струи дождя, через лицо и грудь незнакомца, завершая траекторию в нескольких сантиметрах над дощатой мостовой. Двое оставшихся обмениваются взглядами.
– Давай! – яростно кричит один, бросаясь в атаку. Она коротко подшагивает ему навстречу, лезвие взлетает, бьет быстрым клевком и тут же отдергивается назад – таким движением рыболов забрасывает блесну. Удар совсем легкий, скорее даже не удар, щелчок – но между сталью ее мачете и деревянной рукоятью чужого оказываются пальцы противника. Вот они падают в лужу под ногами, а следом из руки выпадает оружие; она видит это периферийным зрением, тело пытается развернуться навстречу последнему врагу – но уже не успевает, бок обжигает короткая вспышка боли…
Надо было не так, произносит холодный и бесстрастный внутренний голос. Не подшаг навстречу первому – а длинный прыжок ко второму, почти за его спину, одновременно блокируя выпад. Драться в паре не так-то просто, этому учатся годами; двое негодяев только мешали бы друг другу… Вновь и вновь Эллори прокручивала перед мысленным взором сцену сражения, выискивая нереализованные возможности, отмечая собственные ошибки и промахи своих врагов. Зачем? Она сама не знала этого. Время от времени в палате появлялись врачи, что-то делали – меняли повязки, делали уколы, ставили очередную капельницу, увлажняли ее кожу маленькими пульверизаторами… Подобным процедурам подвергался и сосед по палате – громоздкая туша, столь же неподвижная, как и ее тело. Лишь тяжелое, с бульканьем и присвистом дыхание свидетельствовало о том, что пациент жив. Дни тянулись медленно, ночи тоже. Эллори часто просыпалась в темноте и долгие часы лежала без сна. От нечего делать она стала прислушиваться к происходящему вокруг, стараясь как можно точнее идентифицировать каждый звук. Не самое увлекательное на свете занятие – но, увы, единственное, доступное ей в нынешнем положении…
Это случилось в самый глухой ночной час, после сильного ливня. В шорох капель, стекающих по листве вьющихся растений, вплелся посторонний звук. Казалось, кто-то осторожно раздвигает упругие стебли, карабкаясь вверх по стене. Собственно, палата располагалась на третьем этаже, и забраться сюда через окно было довольно рискованным мероприятием. Эллори насторожилась. Впервые за долгое время она ощутила настоящие эмоции: настороженность, страх – и жгучий, мучительный интерес. Сквозь зелень в палату проникали только слабые отсветы уличных фонарей – но и этого хватило, чтобы различить темный силуэт, замерший снаружи. Поднять тревогу? Но как? Крикнуть? Она все равно не сможет – любое усилие тут же обернется обессиливающей болью, да и попробуй докричись до спящего на первом этаже ординатора… А вот у незнакомца может возникнуть сильное желание придушить не в меру бдительную пациентку.
Со стороны окна донеслось негромкое поскрипывание. «Стеклорез», – догадалась Эллори. Странный посетитель явно был профессионалом – не прошло и минуты, как стекло негромко хрустнуло и поддалось. Просунув руку в образовавшееся отверстие, нежданный гость повернул ручку. Окно распахнулось, с легким дуновением ветра в палату проникли запахи дождя и ночная прохлада. Затеплился свет – слабый зеленоватый «огонь мертвецов»: в масло фонаря явно была добавлена пыльца мау-курру. Стараясь не шуметь, незнакомец приблизился к кровати девушки. Эллори заставила себя дышать ровно и медленно, целиком сосредоточившись на этом процессе. Умение отрешаться от всего, кроме непосредственной задачи, сослужило добрую службу: ей удалось обмануть незнакомца. Сочтя, что пациентка не представляет угрозы, он направился ко второму обитателю палаты. По-видимому, сосед Эллори и был тем, кто ему нужен: едва слышно пробормотав что-то, незнакомец поставил фонарь на прикроватную тумбочку, опустился возле койки на колени, откинул одеяло и пробежался чуткими пальцами по телу больного. Это было похоже не то на массаж, не то на какой-то необычный медосмотр. Покончив с ним, странный гость извлек из-за пазухи две тонкие палочки и на несколько мгновений замер. Внезапно руки его запорхали над неподвижным телом пациента, нанося быстрые и сильные удары в разные точки тела. Эллори показалось даже, что странные орудия протыкают его плоть, но нет – следов крови на палочках не было. Едва лишь странное действо завершилось, как пребывавший до той поры в неподвижности шевельнулся и застонал.
– Ну же, Шакес, очнитесь! – громким шепотом потребовал незнакомец. – Давайте, давайте, скорее!
– О-о-ох! – застонала туша. – О-о-о…
Неразборчиво выругавшись, странный пришелец порылся за пазухой, достал крохотную стеклянную флягу, откупорил пробку и поднес к губам лежащего.
– Ну-ка, выпейте это! – и не дожидаясь, пока тот соберется с силами, почти насильно влил в него содержимое. Толстый фрог закашлялся, но напиток произвел на него поистине целительное действие: по крайней мере, он перестал стонать и заговорил – слабым, но членораздельным голосом.
– Сколько… Который сегодня день?
– Третий день сезона Голубой Анемоны.
– Что-о?!
– Непредвиденные обстоятельства, Шакес. Раньше мы не могли вытащить вас.
– Интересно, как вы собираетесь сделать это сейчас! – капризно заявил толстяк. – Я и ходить-то не в силах после этого вашего…
– Говорите тише, прошу! Я все предусмотрел, – нетерпеливо перебил незнакомец. – Со мной двое куу. Вас понесут на руках. Что, теперь довольны?
– Доволен?! Ха, доволен, скажете тоже… Да еще эти куу… – толстяк попробовал сесть и тут же болезненно скривился. – Ох! Проклятие, ваши чертовы палочки! Как же у меня все болит!
– Ничего, мы быстро приведем вас в норму! Ну как, готовы? Тогда я зову их!
Незнакомец подошел к распахнутому окну, достал из складок плаща флейту и едва слышно принялся наигрывать мелодию. Она скорее угадывалась, чем звучала на самом деле; шорох капель, казалось, напрочь забивает эти призрачные звуки – но те, кому они были адресованы, услышали.
В оконном проеме возникли темные фигуры. Куу, кем бы они ни были, выглядели в высшей степени странно: их серые плащи и широкополые шляпы были обшиты длинными, до пят, матерчатыми лентами, колыхающимися при каждом движении. Создавалось впечатление, будто эти одеяния обладают некоторой самостоятельностью и движутся отдельно от своих владельцев. Лиц было не разглядеть – мешали все те же ленты. Они не вошли – впрыгнули в палату, стремительно и абсолютно бесшумно, словно тени. Точность их движений поражала: ни единого лишнего движения, словно все было заранее отрепетировано. Подобное Эллори видела у лучших мастеров фехтования, причем – в поединках, а не в обыденной жизни! Оказавшись возле кровати, куу безо всякого труда подняли толстяка и понесли к окну. Тот опасливо охал и покряхтывал, но носильщики знали свое дело. Некоторое время снаружи доносились шорохи и поскрипывания стеблей, затем все стихло. Ночной гость взял фонарь, шагнул было следом – но вдруг опять подошел к койке Эллори. Девушка заставила себя расслабиться. Это было непросто: тело в ожидании возможного удара пыталось хоть как-то отреагировать. Труднее всего оказалось сдерживать судорожное метание глазных яблок под сомкнутыми веками. Эллори настолько сосредоточилась на самоконтроле, что полностью отключилась от внешних раздражителей. Где-то далеко-далеко от нее скрипнула рама, зашуршали листья, а потом воцарилась тишина. Когда девушка осмелилась, наконец, открыть глаза, в палате никого не было.
