Дверь закрылась позади нее. Гомон мгновенно пропал. Словно толпа, сквозь которую Анна прошла, перестала существовать, словно зимний бал — это лишь акустика — смех, музыка и порочность, — и тишина может выключить его, как свет.
Глаза привыкают к темноте. Балконы, зиккурат террас, на всех ярусах каскады зелени. Каждая галерея обегает крыло и сворачивает к юго-востоку. По всей длине балконов ниши со скамейками, большинство пустые, только в самых уединенных темнеют фигуры. Негр в темном костюме стоит неподалеку в одиночестве, облокотившись на перила. Мигает огонек его сигареты или сигары. Она не видит Джона, если он вообще здесь.
Она закрывает глаза и глубоко вдыхает, будто вынырнув к воздуху. Снег уже перестал, призрачно-нереальный, но воздух холоднее после снегопада. Пол влажный от растаявших хлопьев.
— Как я выгляжу?
Она открывает глаза. Возле нее никого. Чревовещание какое-то. Негр стоит, смущая ее пристальным взглядом, не подавая вида, что разговаривал. Но других людей рядом нет. Или же этот кто-то наверху, или внизу, вне поля зрения.
— Простите, — говорит она мужчине у перил, — вы что-то сказали?
— Вы смотрели на меня. — На этот раз она замечает, как двигаются его губы. — И как я выгляжу? — Выговор густо-черный, лондонский, отточенный деньгами, образованием и чем-то африканским, остатками элегантности и богатства.
— С пьяных глаз симпатичный, — откровенно говорит она, поскольку все ее запасы вежливости истощились, и немедленно сожалеет, и благодарна мужчине, когда он улыбается и пьяно кивает.
— Моих пьяных или ваших?
— Я еще не пила, — лжет она.
— Значит, с моих, — говорит мужчина, и теперь, когда он повернулся к ней лицом, она может хорошенько его рассмотреть. Худой и нескладный, кожа очень темная. Волосы подсфижены чудно, неровно, торчат косматыми клочьями. Что-то в нем смутно знакомое, будто он из тех почти-знаменитостей. Под пристальным взглядом Анны он становится к ней одной щекой, потом другой, как во время бритья, и отворачивается.
— Хорошая ночь.
— Да.
— Может, тут все ночи хорошие.
— Может быть, — говорит Анна. Они стоят минуту — чужаки, вместе глядят ввысь, как туристы в кафедральном соборе. — Хотя я так не думаю.
— Чужой мед всегда слаще. Вы согласны? И звезды ярче. Знаете, — говорит он, — а я вас знаю.
— Неужели?
— Точно. Мы уже встречались.
— Вот как, — отвечает она, и он ухмыляется, мило флиртует.
— Думаете, не встречались?
— Простите, не…
— Не имели такого удовольствия?
— Да. — Теперь она тоже невольно улыбается. Он опирается на локоть и шарит в кармане пиджака.
— Вот, — говорит он, и Анна берет карточку, поворачивает медный прямоугольник к огням порта.
ТУНДЕ ФИНЧ ТРЭШ-ФЕЛЬДШЕР, СПЕЦИАЛИСТ ПО АНТИВИРУСАМ, КРИПТОГРАФ, ДИРЕКТОР ПОП
Мы работаем в темноте, мы даем то, что имеем,
Наши сомнения — наша страсть,
наша страсть — наша работа.
— Тунде Финч, — безразлично читает она.
— Тунде, пожалуйста.
— Тунде, — говорит она. — я слышала о вас.
— Хорошее, надеюсь?
— Мне говорили, вы искали меня.
— И вот я вас нашел, — отвечает он, — или мы нашли друг друга. В любом случае, лучше поздно, чем никогда. — Но Анна уже не слушает его. Она отматывает воспоминания далеко назад, потом вперед. Голос мужчины эхом возвращается к ней.
— Анна Мур, не так ли? Приятно познакомиться. Я прослушал, кого вы представляете…
— «СофтМарк», — говорит она, — октябрь.
— Точно.
— Вы были в зале — в зале, где деньги делаются без вмешательства человека, — на приеме для акционеров.
— И опять верно.
— Я не вспомнила вас, простите…
— Эй. Я привык. Но я вас помню.
— Вы работаете в «СофтМарк»?
— Нет! — Он смеется. — Я акционер, за грехи мои. Иногда это значит пробыть внутри хотя бы час, прежде чем меня проводят к дверям. Мое главное преимущество в том, что Лоу никогда не устраивают сцен, если могут их избежать. Если б они могли купить невидимость, вы знаете, я думаю, они бы так и поступили. Нет, я тот, кого вы назвали бы активистом.
— Вы говорили с Джоном. — Но Тунде смеется громче, заразительно, глубоким голосом, хаа-хаха.
— Нет, я никогда не разговаривал с мистером Лоу. Или, по крайней мере, он никогда не разговаривал со мной. Я с ним знакомился много раз, но нам все как-то не удавалось поговорить…
Его голос затихает. Тунде снова отворачивается от Анны, тревожно смотрит на освещенную гавань. Горячность не идет ему, хотя черты лица легко к ней приспосабливаются, словно тревога живет в нем долгие годы.
— Анна, — говорит она, и протягивает руку, так что Тунде Финч вытряхивает себя из задумчивости, пожимает ее.
— Анна Мур. Я знаю.
Она двумя пальцами протягивает ему карточку.
— Так вы криптограф? Сегодня вас тут много.
— Похоже на то. — Он не берет карточку. Анна прячет ее в карман.
— И трэш-фельдшер, что бы это ни значило. — Он снова смеется, добродушно, приятно.
— Трэш-фельдшер — это смесь двух терминов. Я лечу компьютеры, удаляю разные бесполезные данные — трэш, который перезагружает систему, наносит ущерб, ослабляет защиту. Я фельдшер, исцеляю повреждения и слабость. И, как написано на моей визитке, я примерно так же работаю с вирусами.
— Вы компьютерный хакер, — говорит она, и он улыбается, не разжимая губ.
— Хакер для друзей, кракер для врагов.
— И в чем разница?
— Кракер ломает систему за деньги или ради удовольствия. Хакер это делает, только чтобы найти слабые места. Я считаю себя профессиональным хакером.
— И вы хакер и есть?
— Иногда. Было время, когда я сам писал вирусы — как мистер Лоу, — и мне это нравилось. Но теперь компании, против которых я работал, приглашают меня работать на них. И я принимаю приглашения, когда меня устраивает цена.
— А в остальное время?
— А остальное время принадлежит мне, я глава интернет-сообщества профессионалов и любителей моего дела. Мы называем себя Профессионалы Обратного Программирования.
— ПОП. — Она допивает остатки в своем бокале. — Забавно. И это название я тоже знаю.
— Тогда примите мои поздравления, — говорит Тунде, улыбаясь, но невесело. — Вы одна из немногих.
— Я искала информацию о Джоне. Я почти навестила ваш сайт.
— Выходит, мистер Лоу свел нас не однажды. На нашем форуме часто обсуждают его работу.
— Профессионалы обратного программирования. Неплохое название. Мне должно быть страшно?
— Нет, пока у вас нет характерной фобии перетрудившихся и дистрофичных компьютерных программистов. — И добавляет неожиданно серьезно: — Но нам всем стоит бояться, раз уж вы спросили.
