— Когда это случилось?
— Танроз сказала, что сыта по горло работой на человека, который не способен оценить всего, что она для него сделала. Да еще и назвала меня низкой душонкой, — простонал Гурд. — А потом эта добрая женщина упаковала пожитки и ушла.
Макри тем временем внимательно изучала пол.
— Я такого результата не ожидала, — сказала она.
— Ну почему ты не могла оставить всех в покое?! — взревел я. — Посмотри, что ты натворила! Танроз с нами больше нет!
— Я просто пыталась помочь. Как ты мне и посоветовал.
— Неужели это посоветовал Фракс?
— Ничего подобного! Ты понимаешь, оркское отродье, что натворила?!
От этих слов Макри застыла на месте. От потрясения у нее отвисла челюсть.
— Ты назвал меня оркским отродьем?! — зловеще прошипела она, слегка оправившись от шока, а ее рука потянулась к тому месту, где обычно находились мечи.
— Да, назвал! Твое появление в Турае — хуже, чем эпидемия чумы. Из всех нелепых поступков, которые ты успела за короткий срок совершить, этот — самый мерзкий. Теперь Гурд всю оставшуюся жизнь будет несчастен, как ниожская шлюха, а я помру с голоду!
— Почему ты не могла оставить нас в покое?! — вопил Гурд.
После того как я нанес ей смертельное оскорбление, обозвав оркским отродьем, Макри, как было сказано, потянулась за мечом, но, получив свежий заряд критики от Гурда, от идеи прикончить меня отказалась.
— Я всего-навсего пыталась...
Оправдания моей подруги прервало неожиданное появление Дандильон Одуванчик.
— Фракс, у меня для тебя ужасная новость.
— Мне уже все известно, — ответил я. — Мы обязаны ее вернуть.
— Кого?
— Танроз, естественно.
— А разве она ушла? — спросила Одуванчик.
— Конечно. И это для меня — самая ужасная новость.
— Но почему?
— Как ты можешь спрашивать «почему»? Эта женщина готовит лучшее мясное рагу во всем Турае!
— Я не употребляю в пищу мясо животных, — сморщила носик Одуванчик.
Я уже занес кулак для удара.
— Не смей бить Дандильон! — заявила Макри, вставая между нами.
— Ты права. Полагаю, для начала мне следует искалечить тебя.
— Только попробуй!
Макри подняла руки и приняла боевую стойку.
— Я не смогу жить без Танроз, — простонал Гурд.
Мне никогда не доводилось видеть северного варвара столь несчастным. Однажды мне пришлось выдернуть три стрелы из его ребер, а он даже и бровью не повел.
— Почему вы не хотите выслушать мою новость? — как ни в чем не бывало продолжала Одуванчик.
— Если твоя новость имеет какое-нибудь отношение к звездам, то меня она не интересует.
— Но ведь звезды священны!
— Меня они не интересуют.
Никакая сила не способна остановить эту женщину. От желания поделиться со мной новостью Дандильон даже приплясывала на месте.
— Но это же ужасно серьезное предупреждение! — причитала она. — Прошлой ночью на небе сверкали зарницы, которых я раньше никогда не видела.
— Ну и что?
— Казалось, все небеса над побережьем занялись пламенем.
— Может, ты все же отстанешь от меня со своими предупреждениями? У меня и после первого твоего предупреждения неприятностей не оберешься.
Мои слова несказанно обидели Дандильон. Теребя с несчастным видом ожерелье — ужасающее сооружение из морских ракушек, — она невнятно забормотала о том, что хотела всего-навсего помочь. Бормотание Одуванчика было еле слышно за тем гамом, который поднялся в таверне. Вся клиентура принялась давать мне, Гурду и Макри разнообразные советы. Большинство завсегдатаев считали, что Гурду следует немедленно отправиться к Танроз и предложить ей руку и сердце. Однако в зале имелась довольно шумная группа, которая, позабыв о Танроз, хотела узнать у меня, правда ли, что Лисутарида поклялась убить каждого, кто встанет на пути ее тайной любви.
— У Лисутариды нет никакой тайной любовной связи, — отбивался я.
— Тогда зачем она наняла тебя найти ее пропавшие дневники? Говорят, в них полным-полно любовных стишков.
— И сколько же человек, по-твоему, могут встать на ее пути? — спросил Паракс. — У нас на подозрении три важные фигуры.
— Если она получила пинок под зад, — пустился в размышления какой-то докер, — то дело может обернуться круто. Она ведь может и разъяриться. Вы же знаете, как бывает, когда баба получает пинок под зад.
Потерявший всякую надежду Гурд тяжело опустился на табурет за стойкой бара. У него, судя по виду, не оставалось сил даже нацедить мне кружку пива. Макри, вспомнив, что я обозвал ее оркским отродьем, снова принялась сыпать угрозами, что лишит меня жизни. В ответ я сообщил, что буду счастлив отправить ее голову к ее же мамаше, если таковая когда-либо существовала, в чем лично я очень сомневаюсь. Казалось, положения хуже того, в каком я оказался, быть уже не может, но в этот момент в таверну вошел юный правительственный чиновник в белоснежной тоге. Не обращая внимания на мой обнаженный меч, он подошел ко мне и вручил какой-то пакет.
— Что это?
— Обвинение в трусости.
— Что?!
— Вас вызывают в комиссию сената в связи с вашим поведением во время битвы под Санасой.
От этих слов моя голова пошла кругом. Ведь битва под Санасой состоялась более семнадцати лет назад.
— О чем вы?
— Вас обвиняют в том, что вы бросили щит и оставили поле боя.
Все посетители «Секиры мщения» от изумления открыли рты. Оставить щит на поле битвы — одно из самых серьезных обвинений, которые могут быть предъявлены гражданину Турая. Вашему покорному слуге и в страшном сне не могло привидеться, что его когда-нибудь обвинят в трусости. Нет, мир положительно сошел с ума!
Я настолько взъярился, что стал походить на извергающийся вулкан.
— Бросил щит? Я? Да я, щенок, практически в одиночку выиграл сражение под Санасой! Если бы не я, ты бы не слонялся по этому городу в своей дурацкой тоге. Здесь вообще не осталось бы города, по которому ты мог бы ходить. Кто посмел выступить с подобным обвинением?
— Вадинекс, который также принимал участие в битве, — ответил чиновник.
— Ну, с этим я разберусь! — взревел я и, размахивая мечом, ринулся к выходу. Никто не смеет обвинять меня в трусости.
Однако мой порыв остановил Гурд, обняв меня за плечи и для верности уперевшись ногой в стол.
— Ты куда? — спросил он.
— Убивать Вадинекса, куда еще? Никто не смеет обвинять меня в том, что я бросил щит!
— Убийство Вадинекса тебе не поможет.
