— Знаю, — кивнул Остроухий. — Под их городом у меня имеется весьма симпатичный тоннель…
* * *
Ит закрыл блокнот, огляделся. Оказывается, катер уже шел по вечернему городу, а это значит, что скоро выходить на пересадку. Увлекательное это всё-таки занятие — истории придумывать. Увлекательное и отвлекательное. Жизнь, когда пишешь, она… где-то там. А ты — здесь. Внутри этой самой придумываемой истории. Насколько там всё проще и понятнее…
Это там ты, молодой и беззаботный, хорошо одетый и весь из себя правильный, идешь совершать нечто по-настоящему великое и нужное. Спасать, защищать, предотвращать, укрощать. Это там ты всем нужен и важен.
А здесь…
Здесь и сейчас ты, зтраханный по самое небалуйся, тащишь тяжеленную сумку с датчиками домой, а дома тоже не всё ладно и правильно, потому что дома всё разваливается на части и ты, мудак, одна из причин этого развала, точнее, ты главная причина, но надо как-то всё вывернуть под таким углом, чтобы никто до поры не понял ничего. Сверхзадача, блинский блин.
Что я делаю, а? убито думал Ит. Еще бы я сам понимал, что делаю. И ведь делаю-то правильно, чувствую, что правильно, но если я начну хоть кому-то эту правильность объяснять, всем будет только хуже.
Девятнадцать лет.
Девятнадцать лет прошло после того, как он принял это решение — и сейчас срок подходил начинать делать то, что он тогда еще задумал. То, что им всем казалось жизнью, на деле было только отсрочкой, но они-то принимали эту отсрочку за жизнь, и почти пятнадцать лет каждый из них свято верил в то, что это жизнь и есть. Да он и сам так думал. Даже какое-то время сумел внушить себе, что тогда, давно, он ошибался. Только четыре года как они стали понимать, что к чему. Даже нет, не так. Не понимать. Ощущать. Необъяснимое ведь можно не объяснять, верно? На то оно и необъяснимое. Но можно ощутить.
Это как падать в пропасть, понял Ит.
Мы всё еще летим.
Мы не упали пока, и дна не видно, но то, чему суждено разбиться, разобьется неминуемо.
Сейчас будет, кстати, весьма неплохо. Даже хорошо — отчасти. Девчонки уедут, мы хоть как, но сменим обстановку. Станет полегче — на какое-то время. Полегче — и одновременно острее и беспощаднее. Потому что…
Интересно, а что решил Ри?
Он же, мать его, гений.
Он обязательно что-то решил, в этом сомневаться не приходится, но что — этот поганец никогда не скажет заранее. Да, даже нам, и то не скажет. А ведь мог бы.
Ри они последний раз видели с неделю назад. Кажется. Чертов график, замотались, всё из головы вылетает, и всё из рук валится… катер проходил под мостом, Ит по привычке прислушался к гулкому эху и плеску воды. Так вот, Ри. Тот выглядел задумчивым, напряженным, то и дело отводил взгляд, и упорно отмалчивался, когда речь заходила о детях, домах, дачах — обо всем, что не касалось работы. Словно… словно он не хотел про это говорить.
Словно он уже сжигал мосты, хотя сжигать мосты было явно рано.
Ри, значит. С ним могут быть проблемы.
И — официальная. Сейчас расслабляться нельзя, потому что еще года два, а то и три, предстоит отыгрывать спектакль для официальной. Да так, чтобы комар носа не подточил. Это будет не сложно, потому что когда любишь, и играть ничего толком не надо… нет, не совсем так, надо, но хотя бы не надо притворяться тем, кем не являешься.
«Ты всё еще муж и отец, — напомнил себе Ит. — И должен вести себя соответствующе. И гению надо вправить мозги на эту тему, а то гений, кажется, начал истерить раньше времени, и выдаст нас всех к чертовой бабушке».
Катер подходил к причалу.
Ит подхватил сумку с датчиками, и поспешил на выход.
«Надо будет блокнот на подоконник обратно положить, — подумал он. — Пусть развлекаются и отвлекаются, правда?»
8
Двойники
Руки у Фэба были теплые, как всегда, и ласковые, тоже как всегда. Ах, если бы можно было лежать с ним рядом бесконечно долго, и никуда не уходить! Никогда никуда не уходить. Пусть это останется навсегда, пожалуйста — вот эта комната в маленькой квартире, эти задернутые шторы с пробивающимся между ними тонким, как лезвие, лучом света; этот волшебный запах, эта какая-то совершенно невозможная нежность, на которую только Фэб способен, и это ощущение — покоя, такого покоя, какой невозможен уже, если вдуматься. Думать только не хочется. Плохо в такие моменты думается…
— Ты решил? — беззвучным шепотом спросил Фэб.
Ит тяжело вздохнул. Прижался к Фэбу еще теснее, и закрыл глаза.
Решил.
Зачем ты только спросил…
— Да, — столь же беззвучно ответил Ит.
— И когда?
— Уж точно не сейчас.
Уверенность в «чистоте» квартиры — девяносто процентов. За всеми новинками не уследишь, а официалка горазда на пакости. Мало ли что.
— И на том спасибо, — безнадежно ответил Фэб.
— Ты ведь тоже чувствуешь, верно?
— Опасность? Уже пару лет, если ты об этом.
…Фэб, опасность — это хорошо. Но если ты не уберешь ладонь с моей спины, разговора, который ты сам затеял, не получится. Ты же меня знаешь…
— Знаю, — чертов телепат.
Спасибо, хоть руку убрал.
— Если чувствуешь — ты же понимаешь?
— Да.
— Фэб, я не хочу… Не хочу, чтобы кто-нибудь погиб.
— Не думаю, что кто-нибудь погибнет. На это они не пойдут, — беззвучный шепот, на грани слышимости. Если есть следящая система (вероятность, что она есть, с каждым днем всё выше), ей это нипочем. Но хотя бы из-за двери никто не услышит. И то ладно.
— На это не пойдут, да. А на другое — могут.
— Могут, — эхом, снова едва слышно. — Ит, тебе не страшно?
— Смеешься? Конечно, страшно. И больно. Но другого выхода я не вижу.
Фэб чуть отодвинулся, и с горечью посмотрел на Ита.
— Не представляю себе, как мы… как мы будем…
— Фэб, молчи! — взмолился Ит. — Молчи, ради Бога!!! И не проговорись никому, пожалуйста!.. Ты знаешь, я знаю… может быть, Ри знает. И это всё. Этого более чем достаточно.
— Скрипач тебя пришибет, — покачал головой Фэб. — Бедный ты мой, бедный…
— Не пришибет, — Ит снова закрыл глаза. — Он не идиот, в конце-то концов.
— Он сексуальный маньяк, — хмыкнул Фэб. — Он без Кира свихнется за три месяца.
— Ой, перестань, — поморщился Ит. — В твоем исполнении это звучит нелепо. Ко всему прочему феромоновые композиции и зонды никто не отменял. Справимся.
— А Берта?
— Не надо бить ниже пояса, — попросил Ит. — Хотя тут всё сложно.
— Ты умеешь усложнять, это да. Но в данном случае ты прав, — Фэб отвернулся. — Потому что живая Берта всяко лучше неживой или…
— Убивать они не будут. Они задумали кое-что интереснее. И я не вижу другого выхода… его просто нет, Фэб. Ты ведь понимаешь.
— Всё. К черту это всё. Иди сюда, — приказал Фэб. — Хорошо хоть не сейчас. Не в этом году.
— И не в следующем. И не через два года. И не через… аууууу, ну зачем так сразу-то… Фэб… ммм… зачем за волосы так сразу хватать, блин!.. Я ж никуда не денусь!..
— Кто тебя знает, а вдруг ты сейчас рванешь к своей писанине?
— Дома писанина валяется, на подоконнике, на кухне!.. Отпусти, кому говорю!.. Зачем мне тут, скажи на милость, писанина?
— Кто ж тебя, извращенца, знает, зачем, — проворчал Фэб. — Может, чтобы внести разнообразие в процесс.
— Сейчас я тебе внесу разнообразие в процесс, — пообещал Ит. — Положу на тебя блокнот, и прямо тут, с чувством, с толком, с расстановкой буду писать следующую главу.
