Итак, я в краю черкесов, о котором столько слышал от старинного моего друга - почтеннейшего профессора Блюменбаха из Геттингена. Его воспоминания и тот восторг, с которым он их рассказывал, притягивали меня к этим местам.
Этот край поражает великолепным зрелищем гряды заснеженных гор и необыкновенным видом гор Бештау. Постоянством хорошей погоды он заставляет думать, что вы перенеслись в совсем иную часть света.
Жители этих мест одновременно и радушные хозяева, и разбойники. Они добрые и суровые, великодушные рыцари и мстительные дикари. В одно и то же время они внушают доверие и страх, любовь и ненависть, восхищение и жалость.
Я влюбился в этот край, который, несмотря на свой дикий и грозный вид, по-особенному привлекает и очаровывает всякого путешественника.
Здесь мне довелось познакомиться с черкесским князем Измаил-Беем. Он, зная, что еще в свой первый приезд сюда в 1809 году я проводил научные исследования и опыты, спросил мое мнение относительно семейной реликвии, которая передается из поколения в поколение в их роду. Князь показал мне удивительной формы кулон в оправе из светлого металла, похожего по виду на отполированную сталь. Драгоценность эта имеет название - камень героев, «нартмывэ». С камнем этим связано местное поверье, что его нельзя открывать солнечному свету на протяжении десяти дней до летнего солнцестояния и десяти дней позже него, а кроме того, большую часть августа, сентября и ноября. Свет, преломленный камнем в этот период, якобы открывает запретные «врата нартов», что грозит бедой тому, кто нарушил запрет.
Исследовав тщательнейшим образом, я определил этот минерал, ограненный в форме шестигранной призмы, заостряющейся с обоих концов в виде шестигранных пирамид как несомненный аметист удивительно чистого цвета, о чем и известил князя. Ограненный столь замечательным образом, аметист вставлен в оправу в виде шестигранного кольца, плотно охватывающего камень. К этой оправе прикреплено небольшое колечко с продетой сквозь него цепочкой для ношения кулона на шее. Это кольцо не закреплено неподвижно в оправе, как это можно было бы предполагать, но поворачивается в ней с явственным металлическим щелчком.
Я не решился подвергнуть химическому анализу ни драгоценный камень, ни материал оправы, опасаясь нанести вред реликвии.
То, что я смог различить - это моя собственная точка зрения на данный предмет. Возможно, описанный другими, он предстанет в другом виде перед сведущими людьми.
Так же я был приятно удивлен, узнав от князя Измаил-Бея о том, что позади Бештау действительно существует горячий источник, в котором он купался и куда милостиво согласился меня проводить. Я, как и все те, кто будет пользоваться этими водами, в неоплатном долгу перед князем за любезность и доброжелательность, с которой он вызвал нужных проводников и организовал экспедицию к ключам, которая и состоялась на следующий день 26 июля.
- Стоп! – остановила подругу Инга. - Какого числа день летнего солнцестояния?
- 21-го июня, - ответил Сергей.
- Князь показывал кулон доктору 25-го июня. Значит, он показывал камень в запретное время?!
Брат с сестрой растерянно переглянулись. Сергей задумался, потом лицо просияло.
- Нет. На самом деле было седьмое июля!
На этот раз уже девочки удивленно переглянулись между собой.
- Не понимаете? – спросил Сергей. – В России в то время был юлианский календарь. Даты доктор Гааз указывает, очевидно, в соответствии с российским официальным календарем. Разница между юлианским и григорианским календарями в то время была 12 дней. Летнее солнцестояние по тогдашнему календарю было 9-го июня! Значит, после 19-го июня князь Измаил-Бей мог уже смело показывать реликвию.
- Тэр! – прошептала Инга.
- Что? – спросила Поля.
– Да, похоже, это тот самый артефакт, - задумчиво произнесла Инга.
- Тогда почему немцы хотели притащить его на вершину в день летнего солнцестояния, именно в запретное время? – спросила Поля.
- Чтобы открылись запретные врата, – ответила Инга. Она подошла, провела рукой по бархатной обложке дневника. - Как же им удалось столько времени сохранять кулон? И как он к ним попал?!
***
