у Макс подвело желудок. Сейчас бы не кофе пить, а жевать котлету, заедая салатом с острым сыром и оранжерейными помидорками… Детектив прикрыла усталые глаза. Головная боль подкрадывалась коварно, тихо, но уже понемногу давила на виски. Скорее бы Кати ушла!
– Я добавлю ещё десять жюке, если вы установите, с кем в данный момент поддерживает связь мой муж, – проворковала тем временем мадам Соврю, убирая пальцы с денег и принимая из рук Ролана тонкую фарфоровую чашку.
Отпила, приподняла тонко выщипанные брови, одобрительно кивнула.
– Ваш слуга варит прекрасный кофе.
– Благодарю, мадам, – пробормотал Ролан, который ещё не успел доковылять до двери.
– Скажите, мадам Соврю, – спросила Макс, – на какую часть завещания вы рассчитываете?
Кати вздохнула.
– После смерти сына, которого Орабель так любила, я уже ни на что не рассчитываю, кроме как на милость мужа. И мне необходимо сохранить остатки нашей любви и привязанности, иначе он со мной расстанется, а я не получу ничего.
– А если не удастся сохранить эти остатки, вы собираетесь его шантажировать информацией о его внебрачных связях? – спросила Макс. – Это неглупо, но мсье Жильбер должен бояться их обнародовать. Если ему не страшно, у вас ничего не выйдет.
– Если он спал с теми, кого я подозреваю – будет бояться, – сказала Кати. – Моя свекровь, святая женщина, не выносит внутрисемейных интрижек. Именно поэтому я, – мадам Соврю достала ещё пару купюр, – хочу, чтобы о моей собственной фатальной ошибке никто не узнал. Ошибки теперь в прошлом.
И она, отвернувшись, быстро промокнула слезинку платочком. На белом уголке осталось тёмное пятнышко косметики.
Понятно. Любит она, выходит, Константэна, а остаться хочет с мужем. Потому что любовнику вряд ли нужна, она ведь старше, вон уже дочка взрослая, замужем, зачем ему такая перезрелая красотка? А вот свою долю наследства урвать хочется. На таких условиях, конечно, Кати не станет красть бабулю. Да и вообще, стоит пожалеть эту женщину вместе с фатальными ошибками и всем остальным. Ещё и сына потеряла.
Макс по привычке нарисовала на полях тетради небольшую, но кудрявую закорючку, и спросила:
– А сына вашего как звали?
– Флобер, – музыкально сморкаясь в платочек, сказала Кати.
– Давно он почил?
– Два года назад.
– Болел, видимо? – уточнила Макс. – Сочувствую вам, безмерно сочувствую. Такая потеря!
Тут Кати высморкалась уже не так музыкально, а скорее сердито, и сказала довольно жестко:
– Не лезьте не в своё дело, детектив д`Обер.
– Вы уж извините, если показалась бестактной, мадам Соврю, а только дело это теперь уже моё. Я задаток взяла… у вашего мужа, кстати, – и Макс подняла на Кати суровый взгляд.
– Мой сын Флобер умер в неполные двадцать лет, два года назад. Связался в колледже с плохой компанией, – с вызовом в голосе сказала мадам Соврю. – Его убили в драке. Теперь вы довольны? Какое отношение, по-вашему, смерть моего сына два года назад имеет к пропаже моей свекрови?
– Действительно, – смутилась Макс, рисуя ещё одну завитушку рядом с первой. – Извините, мадам Соврю, что разбередила раны. У вас есть ещё что-то? Может быть, что-нибудь вспомнили про Орабель, про её настроение в день перед исчезновением, что-то необычное в её поведении?
– Разве что она поцеловала Армину перед сном, – сказала Кати. – Обычно не целовала, а тут вдруг велела позвать и поцеловала. Больше я ничего необычного не припоминаю.
Это было кое-что. Макс перестала рисовать закорючки – третья так и осталась незаконченной – и записала несколько слов о бабушкиных поцелуях.
Затем Кати допила остывший кофе и ушла, оставив детектива размышлять о деле.
ГЛАВА 3. Бойся своих желаний
Из раздумий детектива вывел телефонный звонок. Аппарат висел в приемной, она же прихожая. Ролан почти сразу взял трубку, что-то поворчал туда для порядка, а затем постучал в дверь кабинета.
– Мадемуазель Максис, – сказал, перебарывая одышку, – вас просит комиссар Бланшетт.
– Ты не мог сказать, что меня нет? – всплеснула руками Макс.
– Я сказал, но комиссар выразил уверенность, что, если я загляну в кабинет, то найду вас там. Если уж он так уверен…
Что ж, Бланшетт хорошо знал Макс по старой службе. Сейчас они оба остались не у дел, хотя и по разным причинам, но связи не теряли.
– Что нужно комиссару? – спросила женщина, выходя в прихожую и беря слуховой рожок с полочки.
– Не знаю, – сказал Ролан, – сказал только, что дело срочное и важное.
– Я всё слышу, Максис д`Обер, – раздался из рожка голос Анри Бланшетта. – Эти новые разговорные трубки очень чуткие!
– Слуховые тоже, – проворчала Макс, отворачиваясь от раструба на стене.
– Что? Алло! Алло! Ненавижу эти современные аппараты… д`Обер, ты там?
– Я тут, комиссар.
– Слушай, д`Обер. У нас там на работе теперь мой дальний родственник за главного, да ты его знаешь – Арсен Матьё, хороший парень.
Уверенность комиссара Бланшетта, что все знают его родных и знакомых, была предметом постоянных шуток подчиненных. Хотя бы это осталось неизменным. Макс хмыкнула в трубку, что могло означать как согласие, так и отрицание. Удовлетворенный таким ответом, Бланшетт продолжил:
– Так вот, у него в подозреваемых один ловкач. Сейчас он прячется от полиции, и надо бы его вытащить из убежища. Беда в том, что если его вытащит полицейский – ловкач найдет способ удрать, на то он и ловкач. Прожжённый авантюрист, говорят. Клейма ставить негде!
– И что? – осторожно спросила Максис.
– Моя физиономия каждой собаке в Монпансьеле знакома, д`Обер, вот что! Прав на то, чтобы как следует кого прижать, у меня ещё меньше, чем у тебя: ты хоть детектив, а я просто пенсионер. Так что если бы ты внесла за ловкача залог и взяла бы на время на поруки… ну и там разузнала бы…
– Нет, – вскричала Макс, забыв о чувствительности нового телефонного аппарата.
Если прежний был испытанием для тех, у кого был хороший слух, то этот конструировали тугоухие инженеры.
– Д`Обер, сначала дослушай, а потом кричи, – даже через аппарат Макс услышала стальные нотки в голосе бывшего начальника. – Подозреваемый – обычный мелкий мошенник, авантюрист и аферист. Он проходит как соучастник по делу крупного хищения средств из городского бюджета. Но попался на более
