— Они люди, Холод. Люси хотела получить консультацию у фейри.
— Не надо тебе в твоем положении смотреть на такое.
Я наклонилась к нему ближе и сказала вполголоса:
— Я детектив. Это моя работа. И это наши сородичи лежат мертвыми на холме. Пусть я не стану королевой, но никого другого из королевской семьи в Лос-Анджелесе нет. Где должен быть правитель, когда его подданным грозит опасность?
Холод хотел поспорить, но Дойл тронул его за руку:
— Оставь, друг. Давай-ка лучше отведем ее в машину и поедем отсюда.
Несмотря на жару, я просунула руку за кожаный локоть Дойла. Холод пошел позади нас — оглянувшись, я убедилась, что он внимательно осматривает местность на предмет возможной опасности. В отличие от телохранителей-людей Холод осматривал все, от земли до неба, потому что если потенциальный враг — фейри, опасность может прийти с любой стороны. Дойл тоже поглядывал по сторонам, но в первую очередь занят был тем, чтобы не дать мне подвернуть ногу в босоножках, прекрасно подходящих к платью, но очень плохо — к неровному грунту. Каблук у них не самый высокий, но слишком уж они открытые и неустойчивые. Я задумалась, что стану носить, когда буду ходить с большим животом. Найдется ли у меня хоть пара удобных туфель, кроме спортивных?
Главную опасность для себя я устранила, убив основного соперника в борьбе за трон и отказавшись от короны. Я приложила все усилия, чтобы придворные не видели во мне опасности для себя и своего образа жизни, но и не считали легкой добычей. После этого я уехала в добровольную ссылку, причем постаралась убедить всех, что уезжаю навсегда. Мне не нужен трон, мне нужно только, чтобы меня оставили в покое. Но большинство придворных сотни и тысячи лет дрались друг с другом за место не то что на троне, а даже рядом с ним, и поверить мне им было трудно.
Пока не было ни новых покушений, ни попыток подобраться ко мне, но Дойл недаром зовется Мраком Королевы, а Холод — Убийственным Холодом. Свои прозвища они честно заслужили, а теперь, когда у нас любовь, а я ношу их детей, разве можно допустить, чтобы все пошло прахом? Мы почти добрались до конца нашей сказки и врагов одолели, но в старых привычках есть своя польза. Мне так спокойней… вот разве что я люблю своих телохранителей больше жизни, и если они умрут, защищая меня, я не останусь прежней. Умереть можно и не умирая.
Когда мы отошли от полицейских на порядочное расстояние, я пересказала стражам свои опасения.
— Но как нам узнать, легче ли теперь убить малых фейри? — спросил Холод.
— В старые времена это было бы просто, — усмехнулся Дойл.
Я внезапно остановилась, вынудив их тоже затормозить.
— Что, найти парочку и перерезать им глотки?
— Если так прикажет королева.
Я шагнула от него прочь, но он удержал меня за руку.
— Ты же все обо мне знала, Мередит, еще до того, как пустила в свою постель. Поздновато ужасаться.
— Королева говорила: «Где мой Мрак? Пошлите за Мраком», и ты приходил или просто делал шаг вперед — и кто-то умирал.
— Я был ее мечом и ее военачальником. Я делал, что приказано.
Я вглядывалась в его лицо, зная, что не одни только солнечные очки не дают мне понять, что он думает. По его лицу никогда ничего не прочтешь. Слишком много лет он стоял бок о бок с безумной королевой, когда один неверный взгляд мог тебя отправить в Зал Смертности — нашу камеру пыток. А для бессмертных пытка может длиться очень долго, особенно если исцеляешься хорошо.
— Я был когда-то малым фейри, Мередит, — сказал Холод.
Это правда. Он был Джекки Иней, Джек Холод, но людская вера — буквально — да еще необходимость защитить любимую женщину и стать для этого сильней превратили его в Убийственного Холода. А до того он был всего лишь одной из малых сил в войске Зимы. Преобразившая его смертная женщина столетия назад сошла в могилу, и теперь он любил меня — единственную смертную среди сидхе. Бедняга Холод — никак ему не попадется женщина, способная его пережить.
— Я знаю, что ты не всегда был сидхе.
— Но я помню, что Дойл когда-то был для меня Мраком, и я его боялся, как и прочие. А теперь он мой истинный друг и командир, а тот другой Дойл ушел в прошлое за века до твоего рождения.
Я повернулась к нему, и даже под очками разглядела нежность — крупицу слабости, которую он отважился показывать мне только месяца полтора назад. Внезапно я поняла, что он прикрывает Дойла, как в бою. Отвлекает меня, переводит на себя мою злость — словно я была вражеским клинком, который нужно парировать.
Я протянула ему руку, он ее взял. Я перестала вырываться из руки Дойла.
— Ты прав. Вы оба правы. Я знала прошлое Дойла раньше, чем он пришел ко мне. Давайте попробуем заново. — Я посмотрела на Дойла, не отпуская руки Холода. — Ты же не предлагаешь мне провести опыт с первым попавшимся фейри?
— Нет. Но если честно, другого пути я не вижу.
Подумав, я качнула головой:
— И я тоже.
— И что нам делать? — спросил Холод.
— Предупредим фей-крошек и отправимся на пляж.
— А я думал, конец нашему выходному, — сказал Дойл.
— Если делать больше нечего, живем по расписанию. К тому же остальные уже на пляже. Можем и там поговорить не хуже, чем дома. Пусть кто хочет поваляется на песочке и поплещется, пока мы будем обсуждать убийства и проблему бессмертия.
— Весьма практично, — заметил Дойл.
Я кивнула.
— Заглянем по пути на пляж в «Фаэль», чайный магазин.
— Он не по пути, — сказал Дойл.
— Верно. Но если мы там шепнем пару слов для фей-крошек, они быстро разлетятся по округе.
— Можно поговорить с Джильдой, феей — крестной матерью всего Лос-Анджелеса, — предложил Холод.
— Нет. Она может никому не передать, а потом сказать, что я никого не предупредила из высокомерия.
— Ты думаешь, она настолько тебя ненавидит, что ей не жаль своих сородичей? — удивился Холод.
— Она правила в Лос-Анджелесе нашей диаспорой. Малые фейри приходили к ней на суд улаживать свои споры. А теперь они идут ко мне.
— Ну, не все.
— Хватает, чтобы она думала, будто я отбираю ее бизнес.
— Нам ее бизнес даром не нужен, — сказал Дойл.
— Она была когда-то человеком, Дойл, и потому очень подозрительна.
— Сила у нее не человеческая, — поморщился Холод.
Я посмотрела на него внимательней:
— Тебе она не нравится?
— А тебе?
Я пожала плечами:
— Мне тоже.
— В умах и телах людей, прикоснувшихся к первозданной магии волшебной страны, всегда что-то меняется, и не обязательно к лучшему, — сказал Дойл.
— Ей подарили желание, — припомнила я. — И она пожелала стать феей-крестной, потому что не знала, что их не бывает.
