Между тем толпа, хлынувшая от трапа, разделила их, и на минуту Лепсиус потерял Артура из виду. Погода резко изменилась. Краски потухли, точно по всем предметам прошлись тушью. На небо набежали тучи. Воды Гудзона стали грязного серо-желтого цвета, кой-где тронутого белой полоской пены. У берега лаяли чайки, взлетев целым полчищем возле самой пристани. Рейд обезлюдел, пассажиры разъехались.
— Где же семейство Рокфеллера? — спросил себя доктор, озираясь по сторонам. В ту же минуту он увидел Артура, побледневшего и вперившего глаза в одну точку.
По опустелому трапу спускалось теперь странное шествие. Несколько человек, одетых в черное, медленно несли большой цинковый гроб, прикрытый куском черного бархата. За ним, прижимая к лицу платочки, шли две дамы в глубоком трауре, обе стройные, молодые, рыжие и, несмотря на цвет волос, оливково-смуглые. Они были подавлены горем.
— Что это значит? — прошептал Артур. — Мачеха и Клэр... а где же отец?
Шествие подвигалось. Одна из дам, подмяв глаза, увидела молодого Рокфеллера, слегка всплеснула руками и сделала несколько шагов в его сторону.
— Артур, дорогой мой, мужайтесь! — произнесла она с большим достоинством.
— Мужайтесь, братец! — неожиданным басом воскликнула другая, тоже подходя к Артуру. Это была на редкость красивая девушка, которую портили разве только две вещи: густой басистый голос и черные усики.
— Где отец? — воскликнул молодой Рокфеллер.
— Да, Артур, он тут. Еремия тут, в этом гробу, — его убили под Варшавой.
Мистрисс Элизабет Рокфеллер проговорила это дрожащим голосом, закрыла лицо и зарыдала.
— Братец, я возьму вас под руку, — шепнула красивая Клэр, прижимаясь к неподвижному молодому человеку.
Но Артур отшатнулся от них и впился пальцами в пухлую руку Лепсиуса.
— Спросите их, кто убил отца, — шепнул он побелевшими губами.
Лепсиус повторил его вопрос.
— Не сейчас... мне трудно говорить об этом, — пробормотала вдова.
— Отчего не сказать ему прямо, мама? — вступилась Клэр своим мужским басом. — Тут нет никаких сомнений, его убили большевики.
Скорбная процессия двинулась дальше. Лепсиус подхватил зашатавшегося Артура и довел его до автомобиля. Набережная опустела, с неба забил частый, как пальчики квалифицированной ремингтонистки, дождик.
Сплевывая, прямехонько под дождь, к докам прошли, грудь нараспашку, два матроса с «Торпеды». Они еще не успели, но намеревались напиться. У обоих в ушах были серьги, а зубы сверкали как жемчуга.
— Право, Дип, ты дурак, право так.
— Молчи, Дан, будь ты на моем месте, ты бы остолопом стал.
— Скажи, пожалуй!
— А я тебе говорю, остолопом.
— От такого-то пустяка? Да у меня и в животе бы не пробурчало!
— Пустяк! А я тебе скажу — я лучше дам себя съесть акуле, начиная с ног и кончая головой, чем опять переживу этакое дело.
— Да какое дело-то? Бабьи фокусы!
— Ни-ни, милейший, тут не баба, тут сатана. Если б ты увидел, как она ручьем разливалась, да с капитаном на голос выводила, а потом сухими глазами взглянула и смешок вырвался, будто невзначай, — понимаешь, она думала, что одна осталась, а я за брезентом, — так тебе стало бы страшно дневного света.
— Тю, дурак. Ну что же тут страшного?
— Сам дурак, вот что. Помяни мое слово...
Остальное пропало в коридоре, ступеньками вниз, подвала «Океания», — горячая пища и горячительные напитки — специально для моряков». Если мы туда с вами и спустимся, читатель, то во всяком случае не сию минуту, когда, по моему счету, выходит ровнешенько «стоп» первой главе.
Глава вторая.Доктор Лепсиус наедине с самим собой
Быстрыми шагами, не соответствующими ни его возрасту, ни толщине, поднялся доктор Лепсиус к себе на второй этаж. Он занимал помещение более чем скромное.
Комнаты были свободны от мебели, окна без штор, полы без ковров. Только столовая с камином да маленькая спальня казались жилыми. Впрочем, за домом у доктора Лепсиуса была еще пристройка, куда никто не допускался кроме его слуги, чье желтое лицо с несомненностью выдавало его смешанное происхождение.
Поднимаясь к себе, Лепсиус казался взволнованным. Он танцевал всеми тремя ступеньками, ведущими к носу, бормоча про себя:
— Съезд, настоящий съезд. Какого черта все они съехались в Нью-Йорк? Но тем лучше, тем лучше! Как раз вовремя для тебя, дружище Лепсиус, когда твое открытие начинает нуждаться в экспериментиках, примерчиках, проверочных субъектах... Тоби! Тоби!
Мулат с выпяченными губами и маленькими, как у обезьяны, ручками выскользнул из соседней комнаты. Лепсиус отдал ему шляпу и палку, уселся в кресло и несколько мгновений сидел неподвижно. Тоби стоял как собака, глядя в пол.
— Тоби, — сказал он, наконец, тихим голосом, — что поделывает его величество Бугас Тридцать Первый?
— Кушает плохо, жалуется. На гимнастику ни за что не полез, хоть я и грозил ему кнутом.
— Не полез, ты говоришь?
— Не полез, хозяин.
— Гм, гм. А ты пробовал вешать наверху бананы?
— Все делал, как вы приказали.
— Ну пойдем, навестим его. Кстати, Тоби, пошли, пожалуйста, шофера с моей карточкой вот по этому адресу.
Лепсиус написал на конверте несколько слов и передал их мулату. Затем он открыл шкафчик, достал бутылочку с темным содержимым, опустил ее в боковой карман и стал медленно спускаться вниз, на этот раз по внутренней лестнице, ведущей к тыловой стороне дома. Через минуту Тоби снова догнал его. Они миновали несколько пустых и мрачных комнат, со следами пыли и паутины на обоях, затем через небольшую дверку вышли на внутренний двор. Он был залит асфальтом. Высокие каменные стены справа и слева совершенно скрывали его от уличных пешехбдов. Нигде ни скамейки, ни цветочного горшка, словно это был не дворик в центральном квартале Нью-Йорка, а каменный мешок тюрьмы. Шагов через сто оба дошли до невысокого бетонного строения, похожего на автомобильный гараж. Дверь с железной скобой была заперта тяжелым замком. Только что Лепсиус собрался вставить ключ в замочную скважину, как с той стороны, из главного дома, раздался чей-то голос. Лепсиус нервно повернулся.
— Кто там?
— Доктор, вас спрашивают, — надрывалась экономка в белом чепце, красная как кумач, — вас спрашивают, спрашивают, спрашивают!
Мисс Смоулль, экономка доктора, была глуховата, — очень незначительное преимущество у женщины, не лишенной употребления языка.
— Кто-о? — растягивая звуки, крикнул Лепсиус.
— Хорошо! — ответила ему мисс Смоулль, усиленно закивав головой. Тотчас же некто, бедно одетый, быстро направился через дворик к Лепсиусу.
