Ознакомительная версия.
— Откуда это у тебя, дурак? — в голосе внезапно прорезались злобные нотки, — если украл, то учти, даром тебе это не спустят. Я немедля… — с языка рвалось «доложу полиции», но воображение украдкой показало долгий разговор с законниками и почти наверняка пропущенный рейс, так что пришлось сжать зубы и продолжить иначе, — …ухожу, а тебе советую разыскать хозяина печатки и все вернуть. Скажи, что нашел, может, убережешься. Если и правда нашел — так и подавно, беги, возвращай. Смотреть надо, дурья башка, что тащишь — и впрямь ведь такой перстень абы кому в клане принадлежать не может!
— Принадлежит, принадлежит, мастер, куда ж ему деваться. Не знаю, правда, первому, или последнему, — скулеж снова сменился нормальной речью, и голос оборванца на миг блеснул никак от него неожиданной иронией, пусть слабой, но различимо горькой, — вернул бы, вот только не знаю кому — сквозь мешковину, поди, смотреть не умею. А чо? — сварливо заворчал он, вперив в меня осмелевший взгляд, — говорю ж, похищение там было! Двое ночью мешок несли, а в мешке дыра! А из дыры рука! Вот с нее-то колечко и слетело.
— Не понял?
— Ну так я ж толкую!..
Сердце сбилось с шага и заныло. Так всегда, ничего не случилось, ничего не сказано, а оно, непоседливое, уже чует — зреет Что-то. Уже лет пять, не меньше, я испытывал нечто подобное лишь когда по долгу службы приходилось шагать со светлых улиц в темные, неспокойные переулки. А сейчас передо мной оказалась большая и сочная Тайна. Проще говоря, именно то, что я изо всех сил искал последние годы, пытаясь, наверное, в глубине души оправдать выбор профессии… Вот только попытки кончились, скатились к подножию крутого склона реальности, на вершине которого выбор уже был сделан, и впереди были несколько чашек кофе и два оборота до отправления омнибуса в Эскапад. А в настоящей столице опытный сыскарь всегда найдет работу уж если и не интересную, то всяко более денежную. Усилием воли я погасил вспыхнувший было в глазах огонек азарта и, показав собеседнику спину, шагнул к двери трактира.
— А иди-ка ты, милейший, полицию искать, — сухо бросил я через плечо, — пристал, как банный лист. У них зарплата, а мне с тобой возиться некогда. Ну, будь, — и я аккуратно прикрыл за собой дверь «Любимицы Судеб».
Поговаривали, что некогда Увальд Блопфгаген — чопорный человек с широченными плечами, вечно подернутыми мутью глазами и непременным парадным мундиром Торговой Компании Материка, действительно владел фрегатом, название которого перекочевало на вывеску его заведения. Говорили даже, будто на отделку помещения и мебель пошли не только бревна с амвильской лесопилки, но и просоленные бортовые доски. А еще болтали, что Увальд — просто проныра, с выгодой купивший обломки старого судна. Или умелец пускать пыль в глаза, который придумал красивый антураж и сделал его ярче несложной, но красочной историей.
Потолочные балки-мачты, штурвальное колесо у стойки, сбитой из приземистых палубных столиков, бочонки для пива, в которых уместнее смотрелся бы груз солонины… Грубая морская романтика вкупе с вышколенной обслугой и учтивым хозяином производили на многих сильное впечатление. Трактирные столики вальяжно дрейфовали в море табачного дыма и дразнящих запахов, что волнами накатывали с кухни. К ночи эти ароматы сменит мощный дух разносортного алкоголя, а пока в «Любимице» скромно обедали служащие Ратуши да студенты Магического Университета. Я без труда отыскал свободное место у окна, достал сигареты, и влил в море еще одну серую реку, которая отгородила меня от праздных взглядов и позволила отпустить мысли на волю.
Тот Брокк, что каждое утро последних пяти лет обдавал меня из зеркала взглядами один другого тоскливее, наверняка прислушался бы к оборванцу. Еще год назад в его душе даже поднялся бы вихрь чувств, закрутил в водовороте слепой надежды что-то найти, кому-то помочь, и затянул в гущу событий… Но бродяге попался Брокк сегодняшний. Уставший, злой, разочарованный и одержимый страстным желанием убраться из клоаки, которая официально звалась Вимсбергом, а чаще просто и безлико именовалась Морской столицей. Учитывая, что господин Вимсберг, начавший возрождение цивилизации в этой точке Материка, давно почил и не дожил до извращения его надежд и устремлений, это было даже справедливо. Титул «столица» вполне подходил наполненному коктейлем из одушевленных всех размеров и мастей крупнейшему порту нового мира. Этот коктейль не пьянил, не рождал сладких грез, не давал отдыха усталой душе. Зато отлично избавлял от мечтаний. Рецептура его была проста — на один город возьмите щепоть быстрорастворимой коррупции, замените правосудие инстинктом самосохранения, а справедливость взболтайте, чтобы на поверхность всплыл естественный отбор — лишнее испарится само. В постоянной борьбе за выживание одни горожане превращали свои сердца в камень, другие захлебывались отчаянием и шли первым на прокорм. Я не хотел ни того, ни другого, и в результате оказался среди умников, которые живут непреходящей мечтой однажды вырваться из этого болота. Весь последний год я искал способ по-настоящему покинуть Вимсберг. Убраться как можно дальше и никогда не возвращаться.
Похищение? Ах, ужасно, дорогие мои. Всячески сочувствую родственникам, соклановцам, самому царю Боргу, да. Готов печально подрожать губами солидарности ради. Но ввязываться? Увольте. Осталось всего два… о, уже полтора оборота до того как послушная машина унесет меня в сторону Эскапада. И там, в Оплоте Равновесия, который, как я всем сердцем надеюсь, получил пафосный титул не просто так, начнется новая жизнь нового Уилбурра Брокка. Молю судьбу, чтобы столица оказалась бальзамом, который если и не избавит от душевных ран, так хотя бы успокоит их постоянный зуд.
Я стер со лба излишки раздражения и глубоко затянулся сигаретой. Расклеиваться не стоило. Увязнуть в пучине жалости к себе — дело нехитрое, но хорошего в нем мало. Позорное, прямо скажу, состояние, да еще и довольно опасное — выбраться из болезненного самосозерцания гораздо труднее, чем удержаться на его краю. Интересно, хватило бы мне смелости отменить поездку и открыть новое дело? Хотя тут и думать было не о чем. Дело — это когда клиент говорит, что делать, а ты из кожи вон лезешь ради предложенных денег. То есть тенью следуешь за его супругой и пытаешься выяснить, что она забыла в Рыбацком квартале, и откуда у нее на руке изящный браслетик с оригинальным хоблингским орнаментом. Вот это дело. А срываться по наводке полоумного бродяги и бежать сломя голову спасать неизвестного богатого карлика? Тут уже попахивало героизмом, а это слово уже лет триста старались не произносить в приличном обществе. Если важный, судя по перстню, дурак позволил себя украсть и его до сих пор не прирезали, — значит, скоро потребуют выкуп. Вероятнее всего, похитители даже получат желаемое — вместе с парой арбалетных болтов в сердца. Ну, или молотом по голове, если за дело возьмутся сородичи пропавшего. Вообще, ситуация выходила довольно-таки неоднозначная: карлики, конечно, были в Вимсберге частыми гостями, но постоянно держались большими компаниями и благоразумно не доверяли местным жителям. Меньше всего их хотелось сравнивать со стадом баранов, вокруг которого бродят волки, выцепляя по одному с краю. Цвергольды — народ умный, суровый и, главное, крепкий — спеленать молодого, полного сил карлика и засунуть его в мешок сумел бы не каждый. Разве что похитители — его соплеменники? Эх, стоило бы задать свидетелю еще пару воп… Хо-хо. Я скривился и мысленно отвесил себе пощечину. Куда это ты, дорогой Уилбурр, навострился? На мгновение расслабился — и давай планировать расследование? Лишнее это, брат, очень уж лишнее. Держи себя в форме, сколько влезет, но дальше теории не лезь. Оставь уже в прошлом этот котел порока и мерзости, задумайся о ближайшем будущем, в котором нет места трижды проклятой Морской столице и ее проблема.
Ознакомительная версия.
