- Ладно, - сказал Новиков и отпустил.
Пошагал к переулку, не оборачиваясь и слыша сзади легкие шаги, которые понемногу отстали. Наверное, шкраб крался, увлекаемый аурой дипломата, набитого деньгами. Вот тоже судьба-индейка - работал человек в школе, неизвестно, правда, кем, но в школе же, и вдруг в какой-то несчастливый для себя миг оказался бомжом. Сам ли из дома ушел, поругавшись с благоверной, или кинули с квартирой - сейчас уже неважно, главное, что ничего не поправишь, со дна к нормальному существованию не возвращаются, ты вычеркнут из списков, да и привык к такому житью вне списка. Ты, черт возьми, свободен от всех этих глупых обязанностей и претензий, которые к тебе предъявляет жизнь.
Надо, наверное, было дать этому несчастному Шкрабу денег, не убыло бы.
Потом уже, в Малом Харитоньевском переулке, Новиков обнаружил, что денег в дипломате нет, и это удвоило его хамство по отношению к Штольцу.
Он прекрасно запомнил, код на подъездной двери, а к Штольцу позвонил именно так, как звонил длинный Евгений.
На сей раз открыл не Штольц, а Ростик, которого Новиков вырубил надежнейшим ударом в солнечное сплетение. После такого удара крикнуть не успеваешь, крик застревает в глотке, потом либо сипишь и портишь воздух нежданчиками, либо отдаешь концы.
Аккуратно прикрыв дверь, Новиков направился к игровой, откуда пробивался свет, но Штольца там не было, Штольц по-хозяйски спросил из соседней комнаты:
- Ну? Кого еще там принесло?
И, так как ответа не последовало, вышел в холл. Сперва, естественно, появилось поросшее курчавыми рыжими волосками белое брюхо, потом сам Штольц, который пока еще ничего не понял, но уже был настороже. Его Новиков рубанул ребром ладони по горлу. Получилось смачно, от левого соска, наотлет. Краем глаза Штольц увидел Андрюху, выскочившего слева, как чертик из табакерки, однако ничего не успел сделать и, словив по кадыку, повалился на пол с таким грохотом, будто упала бадья с цементом.
Из игровой вылетел ушастый качок и, получив ногой в нос, улетел обратно, под визг барменши круша столы.
Тут же на шум изо всех комнат начали вылезать сонные обитатели, в основном скудно одетые, а то и вовсе голые девицы, среди них замелькали смуглые мальчики в плавках - сначала их было двое, один с ножом, другой с коротким топором, потом появился третий, вооруженный "Береттой". Новиков прострелил ему предплечье, мальчик выронил пистолет и, шипя, принялся нянчить покалеченную руку.
Показав жестом, что нож с топором нужно бросить на пол, Новиков поднял "Берету", сунул в бездонный дипломат, спросил негромко у бывшего обладателя топора:
- Где ключ от игровой?
- От чего, простите?
- От казино. Так понятно?
Парень показал глазами на распластанного Штольца.
- Вынь, - приказал Новиков.
Кто-то из дам принялся подвывать, Новиков шикнул на неё.
Парень вынул из кармана бридж, в которые был одет Штольц, связку ключей, согбенно поднес Новикову, сказал заискивающе:
- Тут от всех комнат.
- Это радует, - ответил Новиков, которому перспектива согнать голых дамочек в игровую с её обширным баром не особенно импонировала. - Все по комнатам.
Но так как никто не сдвинулся с места, рявкнул:
- Я что сказал?
Через пять секунд огромный, как теннисный корт, холл был пуст, только на полу валялись Штольц, Ростик да холодное оружие.
Подбирая ключи, Новиков принялся одну за другой закрывать комнаты, хотел было принести раненому пареньку бутылку водки из бара, но тот угрюмо отказался - есть, мол. Над ним, раскинувшимся на кровати, уже хлопотала одна из девиц, протирая руку вокруг раны салфеткой. Ничего, разберутся, подумал Новиков, закрывая дверь на ключ. Пуля прошла навылет, от этого не умирают.
Вот ведь что странно: паренек вышел убивать, но не успел, потому что сопля еще был зеленая, и по идее не жалеть его надо было, а сурово наказывать, но почему-то не видел в нем Новиков смертного врага. Может, зря? Не один он тут такой, с "Береттой", все они такие, отведавшие вольной жизни и легкой наживы, контуженные недоразвитым капитализмом. Всех их по идее следовало бы упечь на лесоповал, чтобы тяжким трудом исправляли собственную контузию. С другой стороны - собственную ли?
Новиков направился в игровую.
Здесь его уже ждали, не пригнись он вовремя - получил бы в лоб бутылкой шампанского, но он пригнулся, и бутылка улетела в холл, врезавшись в стену. Брызнули осколки, по светлым обоям разлилось рваное желтое оплывающее пятно.
А качок, еще нетвердый в ногах, но непреклонный в намерениях, уже схватил следующую бутылку, уже занес над головой, однако швырнуть не успел - меткая пуля разнесла её вдребезги.
- Ой-ёй-ёй, - запричитал бедный качок, схватившись за ухо.
Из-под пальцев его проступили красные капли.
- В каске надо ходить, - посоветовал Новиков. - Иди уж, бомбист, там тебя перевяжут.
Заперев качка в комнате с раненым в руку, где перевязкой его тут же с азартом занялась сердобольная девица, Новиков вернулся к барменше, которая сидела за столом и курила. Спросил, усмехнувшись:
- Не ожидала?
Она пожала плечами: дескать, мне-то что?
- Герман поругает - я ведь жив, - сказал Новиков. - Что влила в коктейль?
- А Штольц разве не помер? - равнодушно отозвалась чернокудрая прелестница. - Он так шарахнулся.
- И всё же?
- Чё дали, то и влила. Я чё - понимаю?
- За это во Франции голову отрубают, - кровожадно сказал Новиков и вышел в холл, где началось какое-то шевеление.
Штольц сидел на пятой точке, держался за горло и смотрел то на недвижимого Ростика, то на пятн на стене.
- Что, друг? - сказал Новиков, подойдя к нему. - Домкрат нужен?
Штольц перевел взгляд на Андрея с дипломатом в левой и бесшумным пистолетом в правой руке и прохрипел:
- Ты мне, гад, горло перешиб. От этого рак бывает, сволочь ты этакая.
Куда только девался густой дьяконовский бас.
- Ничего, - сказал Новиков, - оклемаешься. Ты меня тоже не в санаторий отправил.
- Ну уж, извини, - Штольц развел руками. - В следующий раз будет цианистый калий.
- А зачем?
- действительно, зачем? - подумав, сказал Штольц. - Дай руку-то.
- Сам вставай, - Новиков отступил на шаг. - А то своей клешней уцепишь - и никакого яда не надо.
- Это верно, - согласился Штольц, после чего встал на карачки, а потом в полный рост. - Ростик, кажись, готов.
- Кажись, жив, - в тон ему возразил Новиков, заметив под веками движение глазных яблок.
