— Берете назад?
— Да. В те дни Лотарев действительно ночевал у меня на даче, как он говорит. В Москву я тоже его отвез на своей машине. Все так. Только разрешите задать Лотареву один вопрос.
Некоторое время оба, Сашка и Рахманов, неотрывно смотрели друг на друга. Наконец Рахманов вздохнул:
— Хорошо. Задавайте.
Сашка взглянул на меня в упор. Усмехнулся:
— Серега, зачем ты им сказал про мастерскую Глинского?
Вопрос мне не понравился. Впрочем, мне не понравилось и то, как он был задан. Помедлив, я сказал:
— Ты что, сбрендил? Я никому не говорил про нее.
Сашка изучающе смотрел на меня. Прищурился:
— Никому?
— Никому. Вообще что за дела? Можешь объяснить?
Сашка все еще разглядывал меня. Процедил:
— Д-да... Пожалуй, ты действительно никому про нее не говорил. Ладно. В таком случае прости.
— Может, все же объяснишь, в чем дело?
Сашка скривился:
— Серега, видишь ли, всего не объяснишь.
— Все, — сказал Рахманов. — Очная ставка закончена.
— Запомни только одно... — Сашка помедлил. — Тебе, лично тебе, при любом повороте плохо бы не было. Учти это... особенно потом, когда они тебе все объяснят. Сами. В любом случае тебе не было бы плохо. Понимаешь?
— Чирков! — строго сказал Рахманов. — Вы просили один вопрос. Все. Очная ставка закончена.
— Простите, Андрей Викторович. Молчу.
Рахманов дал мне протокол:
— Подпишите. — Подождал, пока Сашка поставит подпись. — Лотарев, теперь вы.
Я подписал. Рахманов нажал кнопку. В дверь заглянул милиционер. Рахманов кивнул:
— Уведите.
Сашка встал, скользнул по мне взглядом и вышел. После того, как дверь закрылась, я спросил:
— Что, Чирков арестован?
— Пока задержан. Но сегодня я вынесу постановление о его аресте.
Рахманов сделал вид, что поправляет лист бумаги. Поднял голову:
— Видите ли, Сергей Леонидович, Чирков здесь сказал, что мы вам все объясним. Действительно, я хочу вам кое-что объяснить.
Честно говоря, я ничего не понимал. Странным было все: от очной ставки до вопросов, где я ночевал и на чем уехал, но самым странным и непонятным был Сашкин вопрос о мастерской Глинского. Рахманов продолжал:
— Тем более сказать вам это — мой долг. Это нужно для вашей же пользы. — Помолчал. — Вы до сих пор опасаетесь, что на вас нападет Вадим Павлович?
Я посмотрел на Рахманова.
— Ну, да. Думаю, вы не хуже моего знаете, что это за человек.
— Действительно, мы это знаем. Но вы можете не опасаться. Вадим Павлович мертв. Причем уже давно. По нашим подсчетам, его убили утром восьмого июля.
То, что сказал Рахманов, было абсолютной бессмыслицей. Вадима Павловича, приходившего ко мне домой, я видел совсем недавно.
Рахманов тронул очки.
— И знаете, кто его убил?
— Н-нет. Не знаю. Кто?
— Ваш друг. Александр Чирков.
Я смотрел на Рахманова, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Сашка убил Вадима Павловича! Восьмого июля! Да нет, чушь! Ведь я отчетливо помню: восьмого июля утром Сашка приехал ко мне, чтобы вместе позавтракать.
— Андрей Викторович, это невозможно. Восьмого июля я провел с Чирковым весь день. Он утром заехал за мной. Мы позавтракали в ресторане «Якорь». Потом вернулись ко мне. Попросили одного человека перегнать мою машину. Я вам уже это рассказывал, так ведь? Ну и потом вместе с Аленой и Жанной, то есть Медновой и ее приятельницей, поехали в «Совинцентр», где пробыли до ночи.
— Понятно. — Рахманов помолчал. — Скажите: восьмого июля, утром, перед тем как к вам заехать, Чирков вам звонил?
— Звонил. Он меня разбудил этим звонком.
— Не помните, откуда звонил? Из Москвы? Или из пригорода?
Я посидел, стараясь вспомнить: что это был за звонок. Действительно, Сашка звонил откуда-то издалека. Его голос был еле слышен. Правда, тогда я не придал этому значения.
— Ну, может, он в самом деле звонил из пригорода.
— Из Солнечногорска. В тот день, рано, когда только начало светать, Чирков встретился с Вадимом Павловичем на озере. Убил его. Скрыл следы преступления. Другими словами, закопал труп. Ну и позвонил вам. Во сколько примерно он вам позвонил?
— Примерно в одиннадцать.
— Все правильно. Чиркову нужно было управиться с этой «работой». Чтобы потом заняться вами. Вплотную. Думаю, сейчас вы уже понимаете, зачем были нужны Чиркову?
— Зачем? Наверное, чтобы подвезти Юру и Женю?
— Не только. Чирков предполагал: подвозя Юру и Женю, вы можете совершить какую-то оплошность. И тем самым «засветиться». Эту оплошность вы совершили, случайно выбросив старую контрамарку. Здесь, по замыслу Чиркова, он снова должен был прибегнуть к вашей помощи. Как бы это вам объяснить... Вы должны были помочь Чиркову убедить нас: Вадим Павлович жив. Но для того чтобы нас в этом убедить, вы должны были бояться.
— Но тогда кто ко мне приходил несколько дней назад?
— Человек, которого нанял Чирков.
Я сидел, бессмысленно разглядывая стену. Если все это правда, получается, Сашка меня предал. Предал самым подлым образом.
— По-вашему, Чирков меня использовал? Как последнего идиота?
— Ну, я бы не назвал вас идиотом. Будь я на вашем месте, я бы тоже чувствовал себя не в своей тарелке.
Посидев немного, я понял: во мне закипает ярость. Ведь я ничего не подозревал. Я верил каждому Сашкиному слову. Он же, ломая комедию, нагнал на меня страху. Заставлял бояться какого-то Вадима Павловича. Каких-то мифических шестерок. Ведь все эти дни я боялся не только за себя, но и за Алену. Представляю, что она подумает, когда все узнает. Ведь я пугался каждого шороха. «В любом случае тебе не было бы плохо». Теперь я понимаю, что значили эти слова. Мне не было бы плохо. Да мне сейчас плохо, так плохо, как никогда не было. Черт с ним, с Сашкиным замыслом, с тысячей Сашкиных замыслов, главное — он меня предал.
— Выходит, Юра и Женя — люди Чиркова?
— Нет. Чиркова Юра и Женя даже не знают. Просто Чирков убил Вадима Павловича перед самой операцией. И, таким образом, все получил сам.
— А Вера Новлянская? Она с ними как-то связана?
— Приблизительно так же, как и вы. С Новлянской Чирков был в довольно тесных отношениях. Ну и использовал ее былые связи, которые помогли ему организовать сбыт.
— Значит, Вера не знала об угоне трейлера?
— Не знала.
Я молчал, пытаясь осмыслить все до конца. Не так это было просто. Ведь для этого я должен был вернуться на несколько месяцев назад. И заново проанализировать каждый день. Рахманов вздохнул:
— Ладно, Сергей Леонидович. Идите. Признаться, у меня еще много дел.
— Идти куда? — спросил я. — Вы меня отпускаете?
