— Отсюда его почти невозможно разглядеть без бинокля, — сказал он, протягивая руку, — но наверху, ближе к середине, если искать прямо под двумя сельскими домиками на холме, есть крошечный зеленый флаг, и…
— Вижу! — воскликнула Сиена, указывая на правую верхнюю четверть картины, точно в нужное место.
Лэнгдон позавидовал ее молодым глазам.
Рука об руку они подошли к колоссальному полотну, поражающему своим размахом. Наконец-то мы здесь, подумал Лэнгдон. Теперь остается только понять зачем. Он принялся внимательно рассматривать панораму Вазари во всех деталях, и минута-другая протекли в молчании.
Если не найду… тогда всех ждет гибель.
Дверь у них за спиной скрипнула, и в зал заглянул тот самый служитель с полотером. Вид у него был неуверенный. Сиена весело помахала ему. Служитель пристально посмотрел на них, потом снова закрыл дверь.
— У нас мало времени, Роберт, — поторопила Лэнгдона Сиена. — Думайте скорее. Хоть что-нибудь эта картина вам напоминает?
Лэнгдон вглядывался в хаос запечатленной Вазари битвы.
Истину можно увидеть только глазами смерти.
Лэнгдон подумал, не поискать ли на фреске мертвеца, чей невидящий взгляд устремлен на какой-нибудь другой эпизод боя… или даже в другой угол зала. К сожалению, на картине были десятки мертвых тел, но ни одно из них ничем не выделялось, и ни у одного взгляд не был направлен в какую-то определенную точку.
Истину можно увидеть только глазами смерти?
Он попытался мысленно соединить трупы прямыми линиями и проверить, не возникнет ли какой-нибудь осмысленный рисунок, но и тут его ждало разочарование.
Лэнгдон думал с таким напряжением, что у него снова заныло в висках. Где-то в недрах его сознания голос незнакомки с серебристыми волосами по-прежнему шептал: «Ищите, и найдете».
«Что я найду?!» — хотелось изо всех сил выкрикнуть Лэнгдону.
Он заставил себя закрыть глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Потом сделал несколько круговых движений плечами и постарался выбросить из головы все связные мысли, чтобы освободить дорогу интуиции.
Зарево.
Вазари.
Cerca trova.
Истину можно увидеть только глазами смерти.
Интуиция подсказала ему, что он пришел именно туда, куда нужно. И хотя он еще не знал, что ищет, у него возникла твердая уверенность в том, что в самое ближайшее время эта загадка будет разгадана.
Стоя перед выставочным стендом с красными бархатными панталонами и жилетом, агент Брюдер выругался про себя. Его люди обыскали всю Галерею костюма, но Лэнгдона и Сиены Брукс нигде не было.
Служба поддержки по надзору и реагированию, сердито подумал он. Когда это университетскому профессору удавалось сбежать от ПНР? Куда они, черт возьми, могли подеваться?
— Все выходы мы перекрыли, — настойчиво повторил один из его подчиненных. — Они могут быть только в парке — все остальное исключено!
Конечно, это звучало логично, однако внутренний голос подсказывал Брюдеру, что Лэнгдон и Сиена сумели найти какой-то другой выход.
— Поднимайте вертолет заново, — раздраженно бросил он. — И скажите местным властям, чтобы искали не только в парке, но и за его стенами.
Черт бы их всех побрал!
Его люди бросились выполнять приказание, а Брюдер тем временем достал телефон и позвонил своему руководителю.
— Это Брюдер, — сказал он. — Боюсь, у нас серьезная проблема. И даже не одна.
Истину можно увидеть только глазами смерти.
Сиена повторяла про себя эту фразу, снова и снова изучая взглядом каждый сантиметр жестокой батальной сцены в надежде заметить что-нибудь особенное.
Глаза смерти были повсюду.
Какие же из них нам нужны?!
Ей пришло в голову, что слова о глазах смерти могут относиться ко всем тем гниющим трупам, которыми усеяла Европу Черная Смерть.
По крайней мере это хоть как-то объяснило бы чумную маску…
Откуда ни возьмись в памяти Сиены всплыл детский стишок: Розочка в кружочке, в кармашке цветочки. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
Еще школьницей, в Англии, она часто повторяла этот стишок, пока не узнала, что он родился в Лондоне в пору Великой чумы 1665 года. Розочка в кружочке якобы означала красный гнойник на коже, первый симптом заражения. Заболевшие носили в кармане букетик цветов, чтобы перебить запах своих разлагающихся тел и смрад на улицах города, где ежедневно падали замертво сотни жертв чумы. Тела погибших предавались огню. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
— Ради любви к Господу! — внезапно выпалил Лэнгдон, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, к противоположной стене.
Сиена оглянулась на него.
— Что такое?
— Так называется произведение искусства, которое здесь когда-то выставлялось. «Ради любви к Господу».
На глазах у недоумевающей Сиены Лэнгдон торопливо пересек зал и попытался открыть небольшую стеклянную дверь в стене. Она была заперта. Тогда он прижался носом к стеклу, загородил лицо ладонями с обеих сторон, чтобы не мешал лишний свет, и стал вглядываться внутрь.
Что бы он там ни высматривал, Сиена очень надеялась, что это не займет много времени: давешний служитель только что снова возник на пороге зала, и вид Лэнгдона, вынюхивающего что-то у закрытой двери, похоже, пробудил в нем нешуточные подозрения.
Сиена опять жизнерадостно помахала ему. Служитель наградил ее долгим холодным взглядом, но потом все же скрылся.
Lo Studiolo[24].
За стеклянной дверью, прямо напротив загадочных слов «cerca trova» в Зале Пятисот, спряталась крошечная каморка без окон. Задуманная Вазари как потайной кабинет для Франческо I, это прямоугольная комнатка с округлым потолком, и вошедшему в нее кажется, будто он угодил в огромный ларец с сокровищами.
А сокровищ здесь и вправду немало. На стенах теснится больше трех десятков уникальных картин — они висят так плотно, что между ними практически нет свободного места. «Падение Икара», «Аллегория сна», «Природа, вручающая Прометею кристалл кварца»…
Вглядываясь сквозь стекло в эту полную шедевров комнату, Лэнгдон тихонько прошептал: «Глаза смерти».
Впервые Лэнгдон попал в Студиоло несколько лет назад вместе с частной экскурсией по тайным ходам дворца. Тогда он с удивлением узнал, что дворец буквально пронизан целой сетью скрытых переходов и лестниц, причем несколько потайных дверей находятся за картинами, украшающими стены Студиоло.
