Андрей забрал у нее из рук пластмассовую коробочку с цветными линзами и отставил ее в сторону.
— Не носи больше это. Я хочу, чтобы ты всегда ходила так. И хватит исчезать из моей спальни по утрам. Мне уже стало казаться, что все наши ночи мне просто снятся.
Гумилев огляделся — он впервые был в ванной Марго. Вокруг стояла масса баночек, упаковок и тюбиков. Ванная Евы, напротив, всегда была аскетична, из-за отсутствия всевозможной косметики было сложно догадаться, что это помещение принадлежит женщине. Андрей взял в руки золотистый флакончик, стоявший на виду.
— Автобронзант? — удивленно прочел он.
— Искусственный загар, — пояснила Марго, поспешно забирая у него флакон.
— Зачем он тебе? Ты и так смуглая.
— Вот потому-то я и смуглая, что пользуюсь этой штукой.
— Подожди… а какая ты на самом деле?
— У меня очень светлая кожа — она даже загару не поддается.
— Да, сегодня день открытий. И глаза у тебя не того цвета, и кожа… Что еще в тебе не настоящее? — Андрей говорил это шутливым тоном, но на ум вновь невольно приходили слова старушки Мавры о женщине с тайным лицом.
— Ну почему не настоящее? Женщины всегда украшают себя. Вот ногти у меня на самом деле не красные, — Марго засмеялась и выставила вперед руки с накрашенными ногтями.
Андрей поймал ее за запястья и поцеловал в раскрытые ладони.
— Прекращай эту маскировку. Я хочу видеть тебя настоящую, такую, какая ты есть.
Он взял с раковины футляр с линзами, занес руку над урной и выжидающе посмотрел на Марго. Ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Секунду подумала — и со вздохом кивнула ему. Футляр полетел в корзину для бумаг. Флакон с автозагаром Марго решительно отправила вслед за линзами.
— Слушаюсь, мой господин! — девушка шутливо сложила на груди руки и поклонилась Андрею. — А ногти можно красить? А ресницы? А губы?
— Можно, так уж и быть. Только без фанатизма, — улыбаясь, Андрей обнял Марго, коснулся ее губ. — Хотя нет, помаду давай отменим. Она только мешает.
Левой рукой он плотнее прижал к себе девушку, а правой защелкнул замок на двери в ванную.
Спустя несколько часов Гумилев сидел в своем кабинете и читал истории про людей с разноцветными глазами. Вспомнил про «Мастера и Маргариту» Булгакова.
— Слушай, ты же у нас Маргарита! Как я сразу не догадался, что разноцветные глаза у тебя от Воланда! — Андрей не удержался и позвонил девушке, чтобы поделиться с ней своим открытием. В ответ получил обещание, что няня его заколдует, если он не перестанет шутить на эту тему.
Но Андрей не успокоился и скачал себе пару альбомов Дэвида Боуи — обладателя одного карего, другого серо-голубого глаза. И у певца, и еще у тысяч совершенно обыкновенных жителей планеты была гетерохромия — «различие в окраске радужных оболочек, вызванное избытком или недостатком пигмента меланина». Андрей выяснил, что разноцветные глаза можно и получить при рождении, и заработать во время травмы.
От просмотра картинок с разноглазыми кошками и собаками его отвлекло появление Арсения Ковалева.
— Вот, — сказал он, с гордостью кладя на стол флешку. — Первые записи Белки после операции. Все прошло успешно, даже лучше, чем мы надеялись!
— Ну, давай посмотрим.
Гумилев вставил флешку в порт, запустился проигрыватель. На экране крупным планом появилась черно-седая морда немецкой овчарки. Умные глаза смотрели прямо в кадр.
Затем камера отъехала, и стало видно, что тело собаки лишь отчасти покрыто шерстью. Большая его часть была из блестящего серебристого металла. Голова, шея и левое плечо овчарки переходили в металлическое туловище; только левая лапа была настоящей, все остальные сверкали холодным серебром. Лаборанты меж собой называли Белку «собакиборгом», и неудивительно — при виде ее тут же вспоминался старина Арни в «Терминаторе».
История Белки, впрочем, тоже была достойна кинематографа. Пока дурная мамаша болтала с подругой, ее трехлетний сын выбежал на дорогу, прямо под колеса грузовику. Мимо проходил мужчина с собакой. Овчарка увидела, что ребенку грозит опасность, рванула к нему. Мужик, конечно, не смог ее удержать и отпустил поводок. В итоге собака вытолкнула мальчика буквально из-под колес, но сама угодила под грузовик. Лапы, позвоночник — все оказалось переломанным, внутренние органы — практически в кашу…
Ветеринар решил усыплять собаку, потому что операции делать было бессмысленно. Но случилось так, что в это время одна из сотрудниц Гумилева, умница и красавица Оля Свешникова, принесла на прививку своего кота-британца. В коридоре она услышала рассказ убитого горем хозяина овчарки, пожалела смелую собаку, переговорила с врачом и попросила его поддержать жизненные функции пострадавшей до приезда лабораторной реанимационной машины — за определенную сумму, разумеется. Хозяину овчарки сказали, что она умерла.
И вот сейчас Белка пыталась встать, путаясь в своих нейропротезах. Выглядело это неуклюже, но Гумилев понимал, что первые шаги умной овчарки — это первые шаги к полноценной замене человеческих органов. Чтобы пациенты могли не просто опираться на искусственную ногу, но и полностью управлять ею, как настоящей конечностью. Все нервные окончания были соединены с электроникой и подавали нужные сигналы в мозг.
— Смотри, смотри! Встала! — Арсений азартно двинул Гумилеву локтем в бок.
Белка и в самом деле поднялась, наконец, на ноги. Постояла и, шатаясь, пошла вперед, к мисочке с едой. Подошла, осторожно опустила голову и начала есть, деликатно подхватывая зубами нежные мясные кубики.
— Пищеварительная система практически вся искусственная… — бормотал Ковалев. — Почки, сердце… Смотри, кушает! Кушает!
— А когда она к вечеру еще и покакает, ты скажешь, что пора регистрировать Институт бессмертия.
— И пора! — заявил Арсений, топорща бороду. — Ты столько лет собираешь все разработки в этой области — нанотехнологии, генная инженерия, клонирование… Пора, наконец, все это объединять!
— … И Россия станет лидером в области создания искусственного интеллекта и киберчеловека! — торжественно закончил Гумилев, словно с трибуны какого-нибудь съезда. — Пиши рекламные проспекты, Арсений. Озолотимся. Тебя директором назначим или Перельмана? Киньте монетку, что ли, чтобы не обидно было.
— Все бы тебе шутить, — сказал сердитый Арсений, продолжая наблюдать за завтраком Белки. — А время уходит. Думаешь, ты один такой умный?
— Честно? Думаю, один. Даже уверен! — Гумилев громко рассмеялся.
— Тьфу ты, пропасть! Опять ты за свое! — Ковалев, судя по всему, собрался разворчаться в своем духе, но тут у Андрея запищал телефон.
