А что может выплыть?
Я послушно протягивал руки для игл и электродов, шевелил губами и чувствовал себя преступником.
– Это абсолютно исключено, – напирал Гирин, как будто это я просил его предоставить в пользование эрзац Линды Юхнович. – Немыслимо… Рон готов был купить четвертую часть жизни этой девушки. Мы к такому оказались не готовы. Тем не менее мы соберемся и потребуем внеочередного Совета директоров. Проблему следует обсудить и облечь в юридические рамки…
Мне вдруг стало интересно.
– Юханов же не мальчишка, а серьезный бизнесмен. Я изучал его досье. Не может быть, чтобы какая-то актриса сбила его с толку.
Шеф пожал плечами.
– Кроме того, – продолжал я, – не мое, конечно, дело, но, если вы согласитесь, возникнет прецедент. Вдруг кому-то еще захочется иметь в постоянном пользовании преданного человека? Преданного, как собака… И не оплаченную куртизанку, а перформера с выверенным стримом. Что тогда будет?
– Сегодня в десять вечера я собираю Экспертный Совет, – мрачно кивнул Гирин. – Об этом мы как раз и будем говорить.
– А Юханов не боялся проблем с настоящей женой?
Шеф вторично пожал плечами.
– Видать, жена здорово допекла, – без улыбки заметил один из инженеров.
– Зато теперь она допечет нас, не сомневайтесь, – вздохнул шеф. – Страховщики уже рыщут, на сей раз пожар своими силами не потушить.
– А что говорит начальство? Я имею в видутого человека, с которым вы в баню ходите.
– Кха-кха! – Гирин закашлял, завращал глазами и покосился на техников. – Он недоступен, но передал через… неважно через кого, но передал, чтобы не суетились. Чтобы все делали в рамках закона.
– Кажется, вы тоже не очень расстроены, – сказал я.
– Ты угадал, дружище, а теперь угадай, почему… – Гирин отдал команду настольному скрину.
Я скосил глаза.
Там был список, какие-то фамилии, кодовые имена и закорючки Гирина. Список из его рабочего альбома, с пометками. Ни черта не понять, но я как-то сразу догадался.
– Ты верно ухватил, дружок, это уже тенденция, – пропыхтел шеф. – В общей сложности тридцать шесть человек подали заявки на повторный тур. Каждый третий из тех, кто купил «Халву». Потому мы на коне и патрон счастлив… Лавина тронулась, заказы уже не остановить.
– И смерть Юханова его не страшит?
Кажется, Гирину почудился сарказм в моем голосе.
– Страшно другое, дружочек. Повторить сценарий можно, если согласятся актеры. По условиям контракта они обязательно отсматривают материал, снятый с внешних камер. Согласятся – повторим. Но таких, как Юханов, уже больше десятка. Тех, кто требует сценарий навсегда.
– Вы полагаете, в законодательстве найдутся лазейки, чтобы нас привлечь? Скажем, за принуждение… гм… к добровольному рабству?
– Такой статьи нет… – не очень уверенно отозвался шеф.
– Ведь это полное рабство, Георгий Карлович. Я как-то раньше об этом не думал, а теперь представил. Можно под действием драга посулить актрисе большие деньги, принудить ее, чтобы подписала контракт, а потом она очнется старухой. Лет через тридцать рабства, о котором даже не сможет вспомнить. Вместо нее проживет жизнь другой человек.
– Ты заговариваешься, дружок… Постоянный сценарий никто не продаст, это просто нереально по медицинским показаниям… – Гирин потер пухлые щеки и присел с краешку на мой топчан. – Но в целом мыслишь верно, только беда не в девушке, что очнется старухой. Беда, Януш, совсем в другом. Знаешь, чего хотят те десять человек, что закинули нам такие заявки?!
Я промолчал. Техник закончил мучить мои виски, высосал всю нужную кровь и подключил питание.
– Они имели преданных девочек и мальчиков, а теперь хотят преданную охрану. Им нужны солдаты, Януш, и они знают теперь, что мы можем их сделать.
Идея «Двоих в тайге» стара как мир. Казалось бы, чего проще – забросить в труднодоступный район пару десятков конкурсатов обоих полов, и путь ищут клад или спасательный шлюп, а зрители будут сжиматься от страха, следя за их бедами. Ведь давно не требуется армия операторов с громоздким оборудованием: микрокамеры крепятся на теле каждого участника. Но никто не додумался построить финал шоу на чистом половом инстинкте.
«Двое в тайге». Тот еще кошмарик, почесал нос Гирин. Но этот кошмарик собирает каждый вечер сорок миллионов зрителей, и на сто минут вещания вклинивается двадцать семь минут рекламы. Разработчики сделали акцент на первобытные эмоции и выиграли очко. Они всего лишь заняли нишу, пустовавшую несколько лет. Ниша пустовала, потому что режиссеры боялись начать новую сексуальную революцию, мужчины боялись феминисток, натуралки боялись пинков, и все вместе боялись потерять состояние на судебных издержках.
Восемь парней выброшены с минимумом подсобных средств, им предстоит найти свою единственную. Они прошли бешеный отбор, на одно место претендовали в среднем четыреста сорок человек. Кстати говоря, первоначальный английский вариант названия для шоу звучал иначе: «В погоне за дикой киской» или что-то в этом роде. Отборочный комитет буквально завалили корреспонденцией со снимками гениталий и восхвалениями собственной потенции. Комитет был несколько ошарашен подобной сверхактивностью, к работе привлекли ведущих сексологов, психиатров и телевизионных спецов, съевших собаку в реалити. В результате обдумывания концепция шоу изменилась. Первоначально планировался высокий процент интеллектуальных конкурсов, дабы захватить все ветви аудитории. Но опрос показал, что зритель готов смотреть животный гон в чистом виде. Можно было не изощряться в водных и огненных препятствиях, достаточно набрать симпатичных самцов и время от времени показывать их моющимися в бане. А еще лучше, если по ходу действия мальчикам будут встречаться какие-нибудь сирены или амазонки, которых необходимо будет соблазнить. Главное, чтобы борьба за женщину не просто выглядела настоящей, а таковой и была. Только тогда женская часть аудитории соглашалась интерактивно помогать своим любимчикам.
Как обычно запричитали ревнители нравственности, но тут в «круглом столе» выступила несколько маститых деятелей культуры и в один голос спросили: а что, собственно, такого? А чего мы все так испугались, спросили маститые. После века сексуальных революций, после легализации однополых браков и триад, после формирования парламентской квоты от меньшинств мы боимся показать людям естественную природную страсть? Может быть, те ретрограды в Думе, кто склонен запрещать все передовое, прямо сознаются, что не переносят натуралов? Может быть, они честно заявят, что им противно смотреть, как красивый молодой мужчина хочет овладеть красивой молодой женщиной? Может быть, противникам шоу вообще неприятно, что человечество до сих пор размножается и что люди находят удовольствие в двуполых союзах?!
