Я вздрогнула и против воли стиснула сумочку в руках. Это не укрылось от взгляда Тио. Аналитик накрыл мои ладошки своими и легонько сжал. Вроде бы простое движение, а сколько поддержки в нём! Но почему-то благодарности я не почувствовала. Мы знакомы от силы два часа, с чего бы такая забота?
Я осторожно высвободила ладони, бросила взгляд на Кэя. Тот с подозрением смотрел на нас с Ультио. Заминку заметили и Руби с Вэлом, и, не желая углубляться в тему моего приютского прошлого, я решила всё-таки нарушить молчание.
— Я так понимаю, задаваться вопросом, почему из всех Ткачей с именем Таис вы вытащили меня, не стоит?
— Ты будешь удивлена, но таких нет. Ты действительно уникальна в своём имени, — иронично изогнув бровь, ответил Кэй.
А потом, выстроив все карточки жертв в ровную линию, принялся отдавать указания.
— Ультио, на тебе сбор сведений на всех этих граждан. Где учились, работали, с кем общались. Всё, что найдёшь в архивах и сети. Руби, Вэл, на вас вот эти трое. — Страж выделил тех, у кого я не нашла цветов. — Вполне возможно, что это всего лишь случайные жертвы, раз букетов из их судеб не плели.
— Букеты? — в недоумении вскинулась Руби.
А я закатила глаза. Ещё раз объяснять одно и то же у меня не было ни желания, ни сил.
Правда, мне и не пришлось что-либо объяснять. Присцилла, которая, по идее, уже давно должна была быть дома, влетела в брифинговую. При одном взгляде на пышущую гневом женщину становилось понятно: её вновь завалили работой.
— Кэй, это уже ни в один холодильник не лезет! Смотри, мне опять по вашу душу привезли. Молчит и не признаётся, кто её порешил!
Некромантка передала начальнику файл с делом и грузно плюхнулась на стул рядом с Руби.
— Может, тело слишком давнее? — сделал предположение Войнот и вывел проекцию карточки перед нами.
И вот тут мне по-настоящему поплохело. С мерцающего голубым светом файла на меня смотрело лицо той гадины, что периодически приходила ко мне в кошмарах. Беатрис Мордо, старшая матрона дома Порицания, в котором я провела всё детство. И та, из-за которой я вынуждена носить перчатки, не снимая.
Госпожа Беатрис Мордо никогда не улыбалась. Во всяком случае, за шестнадцать лет, что я провела в Доме Порицания, на её застывшем лице не проскакивало ни одной положительной эмоции. Порой мне казалось, что единственные эмоции, что доступны этой гадине, — лишь презрение и гнев. Первое она испытывала к Ткачам на каком-то подсознательном уровне. А второй — в моменты, когда лупила нас по рукам своей неизменной указкой. Матрона искренне верила в то, что мы плетём судьбы именно руками, и за любой проступок била с особой жестокостью.
Мои кисти покрыты шрамами, как тончайшим кружевом. Между средним и безымянным пальцами левой руки — и вовсе огромный уродливый след. Беатрис никогда не контролировала силу замаха, но в тот раз била с ещё большим остервенением. Раздробила мне кости. И если руку собрали по осколкам, то вот гладкость кожи медсёстры из приютской лекарской восстановить не смогли.
Глядя в застывшее лицо твари, которую и сама хотела удушить всё своё детство, я незаметно потёрла именно этот шрам. Сейчас передо мной лежала старуха, чьё лицо даже после смерти имело злобный вид. Будто бы все те эмоции, которыми пропиталась её жизнь, навечно отпечатались во внешности.
— Поделом тебе, — прошептала я.
И мне бы злорадствовать, ведь наконец-то отлились мучительнице слёзы всех деток-Ткачей, но вместо этого в душе царило какое-то выматывающее опустошение. За сегодня я видела столько смертей, что, кажется, каждая новая производила на меня всё меньшее впечатление. Ещё чуть-чуть — и я докачусь до чёрного юмора Присциллы.
— Всё настолько плохо?
Я вздрогнула от того, как громко прозвучал голос Кэя в тишине морга. Заняв место напротив, он раскрыл файл с делом Беатрис.
— Твоя знакомая?
— Скорее, мой ночной кошмар, — я криво усмехнулась. — Госпожа Мордо служила старшей матроной в том приюте, куда меня сдали родители. И её методы воспитания немного отходили от традиционных стандартов обучения.
— Как ты завернула, — хмыкнул Войнот. — Била, значит?
В ответ я лишь кивнула. Не видела смысла распространяться, жаловаться на судьбу. Выйдя из Дома Порицания, я дала самой себе слово, что больше никто и никогда не увидит во мне слабую девочку, которой можно сделать больно.
— Я могу инициировать расследование, — предложил Кэй, всё так же пролистывая файлы дела.
— Зачем тебе это? — Надо признаться, ему удалось меня удивить.
— Я не люблю, когда превышают свои полномочия, — это раз. Когда ставят себя выше других — это два. И последнее… — Он поднял глаза, поймал мой взгляд. — Извергов, бьющих детей себе на потеху, должны наказать по всей строгости закона.
Я видела: Кэй свято убеждён в своих словах. Настоящий идеалист. Такой мог вырасти только в семье Высокого рода.
— Твоё расследование ни к чему не приведёт, — горько усмехнулась я. — Всех садистов не переловишь, а малыши будут молчать. По себе знаю.
— Как хочешь, — пожал плечами Войнот, но я заметила, как он сделал какую-то пометку в блокноте. — Что ты можешь сказать по судьбе нашей новой жертвы?
— Это обязательно? — Одна мысль о том, что мне придётся лезть в полотно Беатрис, вызывала у меня приступ отвращения.
— Я понимаю, что тебе неприятно. — Впервые с момента нашего знакомства на лице Кэя промелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Но чем быстрее мы закончим тут, тем быстрее ты сможешь вернуться в отель и лечь спать.
— Хорошо, — обречённо выдохнула я.
Войнот, подойдя ко мне, проделал какие-то странные манипуляции с моими хаттантами. Не раскрыл их, как в прошлый раз, но я физически ощутила уменьшение контроля. Будто выключилось фонящее радио.
— На один раз, потом верну контроль, — предупредил меня страж.
Я настолько устала, что мне даже было лень закатить глаза. Ну сколько можно?! Я же демонстрирую сговорчивость и содействие следствию. Неужели нельзя поблажки сделать?!
Хотя на месте Кэя я бы тоже себе не доверяла.
Перед погружением в полотно Беатрис я глубоко вдохнула. Как перед прыжком в бездну. Просто взглянуть одним глазком — и всё, и сразу наверх. К своей прекрасной жизни.
Лучше бы я этого не видела. Матрона умерла давно, больше двух недель назад. Все её нити истлели, рассыпались пеплом под моими «касаниями». Я не понимала как, но ощущала запах тлена и разложения. Словно в эти нити кто-то вплёл не только события, но и чувства. Неясная тревога, догадка проскользнула в голове, но я не успела за неё зацепиться. Потому что увидела послание от маньяка. Не цветы. Как в замедленной съёмке перед глазами пролетел последний кадр жизни Беатрис.
Госпожа Мордо напилась транквилизаторов, а потом методично била руками об стены в своём кабинете, разбивая их в кровь, ломая кости. Пока не отключилась и не умерла.
— Кэй, это не последняя жертва, — произнесла я, с трудом сглотнув вязкую слюну. — Это первая.
— С чего такая уверенность? Нитей нет?
— Да… то есть нет. Чёрт! — Я потёрла переносицу, собираясь с мыслями. — Наш маньяк совершенно точно не простой Ткач. Он очень силён, настолько, что может оставлять последнее событие из жизни жертвы в полотне судьбы. Но дело не только в этом. Что-то не даёт мне покоя.
— Да понятно что. Не каждый Ткач сможет вышивку сплести, — пожал плечами Кэй. — Так?
— Да нет же! — разозлилась я. — Вышивку, если постараться, можно сделать. Просто это никому не нужно. Ни один адекватный Ткач не станет изображать из себя швею. Мы меняем события филигранно, ювелирно стягивая нити. Если не хочешь спалиться, не станешь выпендриваться.
— То есть наш маньяк выпендрёжник и позёр. Что ж, это стандартная характеристика психов, возомнивших себя вершителям чужих судеб.
— Ой, — я махнула рукой, поняв, что пустая болтовня с Войнотом лишь уводит меня от мысли, что зудящей осой поселилась на подкорке.
Что-то не так с силой, которой обладает маньяк. Но что?!
