— Прощайте, друзья, — взмахнув рукой, детектив рассек канат, и аэростат рванулся в черное, как судьба России, небо Санкт-Петербурга.
— И когда шлем мой снимут
и кровь потечет по плечу,
Я, умирая, тихо имя
твое прошепчу, —
донеслись до провожающих берущие за душу слова старой каскадерской песни, которую пел Майк.
— Кто дал Норману виски? — пошутил кто-то из русских, но никто не засмеялся, а лишь надменная тишина имперских улиц сдержанно аплодировала детективу.
Оказавшись над крышей замка, Норман бросил якорь-присоску. Аэростат дернулся и застыл в воздухе. По натянутому как струна канату Майк большим черным пауком стремительно скользнул вниз. Ступив на кровлю, он распрямился во весь рост — прекрасный и устрашающий, словно волкодав, ощерившийся для последней схватки. Любовь, ревность, страх и боль — все было отброшено так, как это бывает у каскадеров перед трюком. Осталось только победить или умереть.
Обвешанный самым совершенным оружием, какое могла дать повстанческая Россия, Майк нырнул в вентиляционный люк. Фотонные стабилизаторы мягко опустили его на каменные плиты внутренних покоев замка. Не встречая сопротивления, Норман уверенно шел к цели, вскрывая замки лазерным резаком. Оказавшись перед старинной арестантской, Майк тихо позвал агента по имени:
— Арсений!
— Я здесь, — ответил из темноты слабый голос. Рухнул последний запор, и детектив оказался возле маленького немощного человека, лежащего в углу камеры на куче тряпья. В ту же секунду со всех сторон ударил яркий свет: ловушка!
Обрушив на нападавших шквал огня, детектив подхватил Арсения и ринулся к выходу. Ему удалось прорваться к аэростату. Выстрелив в якорь, он разнес его в клочья. Аэростат резко пошел вверх. Прижимая к себе дрожащего Арсения, Майк посылал вниз точные выстрелы. Внезапно Арсений дернулся и застонал.
— Вы ранены?! — закричал Норман, не слыша в грохоте пальбы даже собственный голос. — Ах, черт! — Что-то полыхнуло над головой. Аэростат начал терять высоту. Фотонные стабилизаторы не дали разбиться. Но Майка вместе с агентом накрыло оболочкой аэростата, выстрелы смолкли. В полной тишине было слышно, как клокочет кровь в горле Арсения.
— Вы слышите меня? — Майк приподнял голову агента. — Что вам известно о покушении? — закричал детектив. — Говорите, или будет поздно!
— В сумасшедшем доме под Петербургом содержится человек, он знает все. Его зовут Стернин. Генерал Стернин…
— угасающим голосом повторил Арсений.
— Черт бы побрал эти русские имена! Только бы не забыть.
— Стернин, Стернин, — бормотал про себя осыпаемый ударами детектив.
Его проволокли по двору замка, и он вошел узником в ту самую камеру, куда только что входил освободителем.
* * *
Несколько угрюмых дней Норман провел на груде тряпья, где до него томился Арсений. От подстилки пахло порохом и кровью. И Майк никак не мог понять — чья она. Наконец лязгнул засов, и шестеро охранников, опутав детектива цепями, повели его на допрос.
В сумрачном рыцарском зале с мраморными полами и большим портретом императора Павла Первого на стене стоял богато накрытый стол, в конце его, закинув на американский манер ноги на столешницу, сидел сутулый человек с выступающими скулами потенциального убийцы. На нем была черная униформа, украшенная золотой волчью пастью. «Очень значительное лицо в иерархии правителей России», — догадался Майк.
— Я представлял тебя другим, — не поднимаясь из-за стола, сказал волчара, с интересом разглядывая детектива. — Мы давно могли тебя прикончить, но многие из нас читали триллеры Вилли Конна. Ребята захотели посмотреть на тебя поближе.
— Ну и как? — с издевкой спросил Майк.
— Знаешь, ничего, я, пожалуй, взял бы тебя шофером, если ты, конечно, разделяешь идеалы нашего движения. Ведь тебе у нас нравится, правда, Норман?
— Вы — грязное жулье, нажившееся на воровстве чужих книг и изобретений, — брезгливо поморщился детектив.
— Ну, это было давно, усмехнулся волчара. — Стоит ли вспоминать о таких мелких грешках? И потом — Россию никто не спрашивал. Пришел Большой Волк и сказал, что надо делать.
— Вы обыкновенное зверье, да вы и не скрываете этого, — детектив кивнул на спинку стула с вырезанной на ней волчьей мордой.
— Что такого? Разве у американских индейцев покровителями племен не были змея, рысь, тот же волк? А орел или лев в гербах цивилизованных стран? Чем один хищник хуже другого? Символика — это мелочи. Мы вытащили Россию из нищеты и междоусобиц, вернули ей достоинство, и нас теперь ничто не остановит, — волчара включил телевизор.
«Блистательная кличка не помогла Александру Македонскому. Этот волкодав был буквально растерзан нашим Героем Бродвея на глазах потрясенной американской публики. Теперь у Америки остаются всего два боевых пса, способных противостоять ему. Да, русский волк это вам не американский волкодав, джентльмены».
Спортивный комментатор позволил себе снисходительную улыбку.
Волчара выключил телевизор, и детектив понял, что он отлично осведомлен о цели его визита в Россию.
В этот момент шорох шелков заставил Нормана обернуться.
— Энн!!! — чуть не вскрикнул он.
Да, это была Аня. В платье из императорского гардероба она казалась прекрасным обобщением красоты прошлого и красоты настоящего. Даже не взглянув на Майка, она с кошачьей грациозностью прильнула к мафиози и тут же отпрянула, манящая, как убегающая волна, от чего на его лице появилась отвратительность многоразового презерватива.
— Уберите его! — приказал волчара охране, открывая бутылку шампанского. Лязгнули цепи, и Майка, как упирающегося волкодава, поволокли прочь из имперских покоев.
* * *
В мрачном оцепенении Майк лежал на каменном полу камеры, непрестанно думая об Ане, что может быть именно в эту минуту волосатые лапы волчары прощупывают тело возлюбленной. «Как она могла?! Подлая, низкая тварь!» — шептал Майк, чувствуя, как чудовищная душевная боль упирается своим тупым рогом туда, где соединились душа и плоть, мозг и половые органы.
«Боже, что со мной?! Я, кажется, схожу с ума — верхняя часть черепа, подобно крышке от кастрюли, почувствовала себя свободной от головы и сдвинулась в сторону». Майк с ужасом ощущал, что его мысли и поступки становятся ему не подвластными, как это бывает только во сне. Последние секунды отделяли его от помешательства.
— Сударь, — Майк вздрогнул. Обернувшись, он увидел человека в белом с обезображенным лицом. Один его глаз висел на ниточке сосуда подобно сломанному пенсне.
