Владельца отеля (он же эконом, он же вымогатель) звали Нило Паглио, и я в те дни не принадлежал к числу его любимчиков. Шла вторая декада апреля, иными словами, я слегка задержал плату за февраль.
Обычно мне удавалось остужать праведный гнев Нило мелкими детективными услугами, но сейчас у него не было для меня никакой работы по дому. На парадной двери «Ритца» давно не висела табличка «МЕСТ НЕТ», и Нило согревал мне дыханием шею, как моряк, танцующий в ночь накануне ухода в дальнее плавание.
Впервые за много недель я вошел в «Ритц» через парадную дверь и пересек вестибюль. В руке я держал четыре пятисотенные купюры, еще две прятались в туфле. Как всегда, Нило дежурил за передней стойкой и, развалясь в кресле, читал порнографический журнал. В его зубах чадил замусоленный окурок сигары, которая в подметки не годилась кубинской.
Нило поднял глаза, и они тут же выпучились. Вскакивая на ноги, он едва не проглотил свою вонючку.
— Стой, сопля змеиная! — завопил он, далеко брызгая слюной. — Не вздумай шевельнуться!
— Нило, успокойся. Я не уйду.
— Черта с два ты не уйдешь! Где мои бабки?!
Я придвинул к нему по стойке четверку «МакКинли». Налитые кровью глаза уставились на мою руку, которая благоразумно придерживала деньги.
— Вот. Для тебя и принес. Сейчас отдам, но сначала хочу кое о чем спросить.
Нило перестал меня оплевывать, но не сводил с купюр дикого взора.
— Че спросить? Может, я не захочу отвечать!..
Я помахал капустой — совсем легонько, только чтобы Нило уловил приятный ветерок.
— Расскажи о Томасе Мэллое.
— Впервые слышу. — Немигающие зенки Нило намертво сфокусировались на деньгах. Казалось, он все еще считает, сколько я ему задолжал.
Держа купюры на виду, я достал копию газетного фотоснимка и показал на Мэллоя. Тюфяк Нило чуть ли не с треском оторвал взгляд от денег и перевел на фотографию.
— Помню, жил здесь. Съехал уже.
— Значит, жил. В котором номере?
Нило помедлил, затем обжег меня взором и прошипел, точно загнанный в угол бродячий кот:
— В шестом.
— После него там кто-нибудь селился?
— Нет. — Коротенькое это словечко он выдрал из себя, как гнилой коренной зуб.
Я двинул ладонью, и зелененькие оказались в волнующей близости от рыла владельца гостиницы.
— Скажи мне код замка шестого номера, и все это — твое.
Он играл в молчанку. Я развернул свой скелет на сто восемьдесят. Нило отреагировал, точно павловская собачка:
Ладно, черт бы тебя побрал! Четыре, восемь, два, семь. А теперь гони сучьи бабки!
Шестой номер находился на четвертом этаже. Я набрал код, услышал щелчок, распахнул дверь, вошел и обнаружил самый что ни на есть типичный для «Ритца» номер с убогой койкой, кривобоким платяным шкафом, рахитичной прикроватной тумбочкой и обшарпанным письменным столом. Он выглядел пустым, как предвыборные обещания политика. Я подошел к письменному столу, взялся за ручку выдвижного ящика, потянул на себя и услышал скрип половицы за спиной. Мне этот звук не показался странным, но через мгновение раздался явно подозрительный шорох. Под черепом вспыхнула острая боль, и тотчас кто-то погасил свет.
Ощущение было такое, будто я плаваю в бассейне, заполненном черной патокой. Мой взор медленно сфокусировался на паутине внушительной величины или на чем-то схожим с паутиной. Когда вокруг развеялся туман, я понял, что разглядываю потрескавшуюся штукатурку потолка в шестом номере отеля «Ритц». Я перевернулся на живот и следующие пять минут потратил на попытки встать.
В окно просачивались лучи красного рассвета. Я взглянул на часы — 12.03. Я провел в отключке больше шестнадцати часов.
Комната выглядела точно так же, как и вчера, с той лишь разницей, что все выдвижные ящики валялись, опустошенные, на полу. Похоже, тот, кто шарахнул меня по башке, подверг номер беглому осмотру. Может быть, он все-таки упустил что-нибудь из виду?
Я оказался прав. В столе обнаружились пустой спичечный конвертик и две скрепки для бумаг. В платяном шкафу я нашел черный носок. В туалете валялась пустая пивная бутылка. Будь на моем месте Холмс, он бы счел этот номер кладезем улик. Я же только зря угробил время.
Я опустился на карачки, заглянул под кровать… И уловил слабый аромат. Запустил пятерню, пошарил в пыли и нащупал что-то мягкое, гладкое… Шелковый шарф ярко-фиолетового цвета. Это от него исходил запах дешевых духов из универмага. Судя по запаху, шарф не так уж долго провалялся под кроватью.
Я затолкал его в карман и побрел к себе в офис.
Полковник, мой наставник в ремесле частного сыска, когда-то сказал, что лучшее средство от шишек — двойной бурбон с большим количеством льда. Разумеется, бурбон — внутрь, а лед — наружу. Претерпев сию целебную процедуру, я откинулся на спинку кресла и попытался рассуждать здраво. Кто на меня напал и по какой причине? Впрочем, кто бы это ни был, он потрудился на славу. Я было спросил себя, не поискать ли в гостинице, но затем рассудил: тот, кому хватило сноровки вырубить меня на добрые шестнадцать часов, не такой лопух, чтобы сейчас маячить на виду.
Я вынул шарф и подверг его тщательному осмотру. Ни ярлычка, ни монограммы. Вообще никаких следов. Напрашивалась гипотеза, что шарф принадлежал женщине, но мне уже случалось ошибаться. Как бы то ни было, я позволил себе ободряющую мысль: обнаружив хозяина шарфа, я нападу на след Мэллоя. Как это сделать — вот вопрос.
Потолковать с Нило? Он помнит всех женщин, приходящих в «Ритц», но вряд ли замечает, что они носят на шее. Правда, у шарфа запоминающийся запах, и это, пожалуй, еще мягко сказано. К сожалению, такие духи можно приобрести в любом захудалом универмаге.
Я вновь осмотрел шарф. Чересчур яркий, прямо-таки ядовитый фиолетовый цвет, такой не может не привлекать внимания. Может, обратиться за помощью к Челси? По части женского тряпья она всегда была дока…
Я бросил совершенно ненужный взгляд на часы. Она меня прикончит! Ни за что не поверит, что я весь ужин провалялся в отключке.
Я вскочил со стула, задел край стола, ушиб бедро, а главное, потерял и без того зыбкое равновесие. В падении я стукнулся лбом о край мусорной корзины, извернулся штопором и треснулся затылком о дощатый пол. Дожидаясь, когда перестанет вращаться комната, я подумал: «По крайней мере, теперь будет легче убедить Челси, что на меня напали».
С неимоверным трудом я поднялся на ноги, вышел из номера и спустился на улицу. Надо же, совсем забыл, что сейчас середина дня. Чендлер-авеню наводила на мысли о городе призраков. В это время года и суток датчики радиации зашкаливали. А Челси откроет газетный киоск не раньше семи вечера. Наверное, она сейчас дома, спит.
