Пока Алексей повествовал, я старался осмыслить — для чего мне всё это нужно знать? С какой, собственно, радости? Видимо для чего-то надо, раз он так подробно рассказывает свою историю.
— В какой-то момент, — продолжал колясочник, — нам по группам объявили, что исследования заканчиваются, и капсулы с препаратом больше принимать не будем. Писать отчеты предстояло ещё в течение месяца, а потом — всё. И вот однажды началось. К тому моменту я уже сдал свой последний отчет, давно ничего не глотал, и выплаты прекратились. Случившееся оказалось столь неожиданным, что первоначально я даже не понял что к чему. Была зима, сессия в самом разгаре, я мало спал, уставал как черт. Приходилось глотать стимуляторы. После очередного тяжелого дня пришел домой, растянулся на своей лежанке и приятно расслабился. Предстояла очередная бессонная ночь, а утром — тяжелый экзамен по плохо известному мне предмету. Светил реальный «банан», жизнь казалась скучной и тягостной. Вдруг поверхность матраса подо мной промялась сильнее, чем обычно. Потом еще, и еще, и вот я уже стал сползать в какую-то яму. Только попытался выбраться оттуда, как мир вокруг мигнул, а я провалился в некую иную действительность. Это оказался немыслимо мощный и необыкновенно яркий глюк. Я втянулся в пространство, состоящее исключительно из переплетений гладких цветных труб, внутри которых пришлось безостановочно съезжать — схватиться-то не за что. Как в трубах гидропарка, только тут не было ни воды, ни выхода наружу. Неяркий, рассеянный свет, казалось, исходил от самих труб, непосредственно с их поверхности. Поверхность, по которой я сползал, выглядела идеально-ровной и скользкой, будто покрытой тефлоном. Сухие, гладкие трубы то расширялись, то сужались, то меняли цвет. Они раздваивались, давали ответвления, а я всё скользил и скользил в их внутреннем пространстве, не имея возможности ни остановиться, ни зацепиться. Причем себя самого я видел так же, как и всегда: руки, ноги, кончик носа, всё находилось на месте. Даже одежда была моя обычная. Осязание также оставалось при мне, дополняя картину этой странной реальности. Я пытался закричать, но звук голоса словно подавлялся этой неестественной явью, будто кричал я в прижатую к лицу подушку… Не знаю, сколько километров пришлось вот так пролететь по этой сети, но понемногу стали заметны изменения. Общий наклон постепенно усиливался, ответвлений становилось меньше, а повороты встречались реже, да и цвет перестал меняться. Всё вокруг сделалось однородно-синим. Наконец труба почти совсем выпрямилась и пошла практически вертикально вниз. Я уже не скользил, а падал, только иногда касался гладких стен. Скорость полета определить не удавалось — ориентиров на гладкой однородной трубе уже не было, только сам просвет трубы постепенно расширялся. И вот, когда падение стало совершенно свободным, я внезапно вылетел наружу и со всей скорости угодил в какую-то тягучую субстанцию, которая, не помню как, преобразовалась в ту самую кушетку, где я первоначально лежал. Я посмотрел вверх и успел увидеть на потолке медленно затягивающуюся синюю воронку, тот выход, откуда меня недавно вынесло. После такого приключения становилось страшно даже от мысли что-либо учить. Я уснул, проспал так до самого утра, а потом с абсолютно свежей головой пошел на экзамен, и сдал его на «отлично». Причём, откуда что взялось, трудно было даже понять.
Тут где-то в подлокотнике инвалидного кресла зазвонил сотовый. Алексей ловко его вытащил, сказал «алло?» и несколько минут молча кого-то слушал, только изредка вставлял ничего не значащие для постороннего словечки. Потом кратко заключил: «Да, как обычно, на тот же номер», отключился и вставил мобильник на место.
— Простите, дергают, — с легкой улыбкой извинился консультант. — Так вот, следующий случай произошел опять же перед экзаменом. Сдавать предстояло неприятный для меня предмет, грозил неуд, и я собирался за последнюю ночь впихнуть в свою несчастную голову всё то, что не удосужился запомнить в течение семестра. И опять я летел по трубам, и снова выпал на свою кушетку, а утром отлично сдал все, что накануне представлялось темным и запутанным. Довольно быстро я сообразил, что к чему. Система работала перед контрольными, зачетами, экзаменами и вообще всем, что надо сдавать устно. Лишь бы знать хоть что-то, процентов двадцать необходимого материала. Главное — непосредственный контакт с экзаменатором. При письменных работах фокус не удавался. Но там я выкручивался иным образом — сами того не желая, помогали пятерочники нашей группы. Я стал учиться на «отлично», и жизнь казалась тогда увлекательной и волшебной. Но в один далеко не самый прекрасный вечер всё закончилось. Я привычно летел по трубам. Уже ближе к выходу неожиданно раздвоился просвет трубы, как внутренность штанов. Со всей силой меня ударило спиной о это раздвоение, и я временно исчез. Очнулся уже на кушетке. Спина болела нестерпимо, а ниже пояса ничего не чувствовалось. Кстати, мои полеты по трубам после этого прекратились. Дальше было уже не так интересно. Диагноз: перелом позвоночника и разрывы позвоночного столба неясной этиологии. Это когда позвоночник в поясничном отделе разваливается на две, не связанные друг с другом части, разошедшиеся сантиметров на пять, если верить рентгену. Никаких внешних травм и нулевые перспективы к восстановлению. Больница, операция, лечение, инвалидное кресло. Далее последовал академический отпуск, потом — сдача госэкзаменов в коляске и специализация врача-психолога. Но кое-что у меня всё же осталось, и некие способности я всё-таки сохранил. Я помогаю людям снимать их внутренние конфликты и вывожу тех, кто что-то умеет делать, из творческого тупика, если они туда попали. Как ни странно, это дает возможность оплачивать коммунальные счета и кое-что ещё сверх того. Гармония с внешним миром и примирение с миром внутренним, праздник духа, и никакой трагедии. Шучу, конечно, но я вполне способен оплатить ваши услуги, если вы решите для меня одну важную задачку…
На этом Алексей прервал свою речь, и некоторое время просто молчал, думая о чем-то своем. Мы тоже безмолвствовали, ожидая дальнейших разъяснений. За время рассказа, у меня вдруг дико разболелась голова, и захотелось на свежий воздух. Наконец наш хозяин нарушил паузу:
— Тайны из своей истории я не делал, и она стала хорошо известна в определенных кругах. В связи с работой у меня обширная переписка, и круг контактёров постоянно расширялся. И вот неожиданно получаю письмо от какого-то незнакомого человека. Этот неизвестный писал, что попал в аналогичную историю и просил о встрече с глазу на глаз. Мне часто пишут случайные люди: сумасшедшие, какие-то хулиганы, сетевые тролли, регулярно приходит разнообразный спам, но это сообщение привлекло внимание. В письме незнакомец рассказывал примерно то же, что вам сейчас я, с той лишь разницей, что учился он не на врача, а на историка, причем спину не ломал и своими ногами владел. Более того, он сообщил, что обладает некими документами и записями, которые напрямую касаются меня. Я ответил предварительным согласием, но осведомился, что им движет? Отклика не получил. Повторил вопрос, но адрес больше не отвечал — мой неожиданный респондент пропал с горизонта. Случай этот забылся — подобное бывает сплошь и рядом, но вдруг не так давно всё повторилось почти в точности. На меня вышел другой человек, и рассказал аналогичную историю. Он тоже просил о встрече. Опять я согласился, и опять ничего не произошло. И вот совсем недавно случайно узнаю, что на следующий же вечер, после которого эти люди писали мне, они погибали при каких-то странных и загадочных обстоятельствах. Что-то мне подсказывает, что случайностью тут даже не пахнет. Решил аккуратно изучить окружение этих пропавших, вернее — начал собирать данные. Почти сразу оказалось, что один из сотрудников первого погибшего старинный знакомый моей подруги. То есть — вы. Я увидел в этом перст Судьбы и решился на этот разговор. По-моему вы как раз способны помочь. Небесплатно, разумеется.
