Ознакомительная версия.
Во-вторых, Виктор находился на берегу незнакомой широкой реки, заполненной тёмно-коричневой водой, в которой плавали буро-зелёные водоросли и разноцветные гигантские кувшинки – белые, розовые, лимонные, лиловые, фиолетовые, угольно-чёрные. Частые разноразмерные пузырьки воздуха – практически безостановочно – поднимались со дна. Над кувшинками и зарослями разноцветных камышей лениво вились редкие стайки мелкой мошкары.
В-третьих, метрах в ста пятидесяти от речного берега наблюдалась высокая тёмно-зелёная плотная стена, со стороны которой – время от времени – доносились резкие и гортанные звуки-вскрики.
– Субтропические джунгли? – неуверенно пробормотал Крыленко. – Вот же, чёрт! – взглянул под ноги. – Берег-то болотистый и топкий. Ботинки уже промокли насквозь. Да и жарковато здесь. Мобильник, ко всему прочему, куда-то пропал, мать его…. Так, а это что такое? Кто-то храпит?
Из-за ближайшего развесистого куста, ветви которого были густо облеплены крупными красно-рубиновыми ягодами, доносились странные – глухие и слегка свистящие – звуки.
Витька, стараясь шагать бесшумно, подошёл к кустарнику, осторожно раздвинул упругие ветви и радостно улыбнулся – на пышной моховой кочке, свернувшись уютным калачиком и подложив под правую щёку сложенные вместе ладошки, беззаботно посапывал Геннадий Конкин – главный редактор издательства «Крылья».
Почему Виктор обрадовался? Ну, как же. Мол, не один. Уже хорошо. Совместными усилиями, как известно, гораздо сподручней выбираться из различных скользких передряг. В том числе, и из алкогольных галлюцинаций…
– Может, Генка объяснит, что всё это значит? – активно тряся приятеля за плечо, предположил Крыленко.
Но его надеждам не суждено было сбыться. Конкин, проснувшись, сразу же впал в полную и глубочайшую фрустрацию – неподвижно сидел на кочке, часто-часто моргал длинными ресницами и, затравленно озираясь по сторонам, утробно икал.
– Значит, у тебя, алкаша запойного, нет никаких дельных объяснений? – затосковал Витька. – Вообще, никаких?
– Вообще. Ик, ик. И мобильника нет…. У тебя не найдётся чего-нибудь попить? Ик, ик…. Икота, блин, замучила в корягу. Ик, ик…
– Нет, не найдётся. Рядом, правда, протекает широченная река. Но вода в ней, как говорится, врагу не посоветую. Стопроцентная и вечная дизентерия. Вон – ягодки на кусте. Покушай…. Ну, помогло?
– Вроде бы. Спасибо. Ик.
– Что последнее помнишь? В плане, из репинского?
– Ну, это…, – замялся Геннадий.
– Не жуй сопли, морда! Говори, как оно есть!
– Ну, выпили мы с Куценко. Я после этого ещё добавил. Потом ко мне подвалил Шмарко. Покувыркались с ним немного. Как и всегда…. Всё, больше ничего не помню. Наверное, уснул. Извини.
– Тьфу, на тебя, извращенца, – поморщился Виктор. – Совсем офигел, бездельник.
– Что делать-то будем, Ильич?
– Что делать, что делать…. К людям надо выходить. Прописная и вечная истина…
Неожиданно всё вокруг наполнилось гортанными и резкими воплями. Послышались громкие заполошные хлопки. Перед глазами – призрачным калейдоскопом – замелькали цветные пятна.
Через полторы минуты наваждение схлынуло.
– Что это было? – поднимаясь с корточек и отнимая ладони от ушей, спросил Геннадий.
– Над нашими головами – только что – пролетела приличная стая беспокойных тропических попугаев. Сотен пять-шесть, наверное. Если не больше. Бывает…
После короткого и бестолкового совещания они двинулись вдоль речного берега.
– Почему, Ильич, мы шагаем вниз по течению? – уточнил Конкин. – Какая здесь логика?
– Все крупные реки – рано или поздно – впадают в океан, – хмыкнул Виктор. – А любое океанское побережье, априори, является местом обитаемым. Естественно, не говоря про Арктику и Антарктику.
Вскоре путь им преградил широкий и длинный речной разлив, над которым кружили неисчислимые и шумные стаи водоплавающих птиц – уток, гусей, чаек, бакланов.
– Что будем делать? – спросил Геннадий. – Может, обойдём разлив стороной? Или же не будем искушать судьбу? То бишь, развернёмся и отправимся вверх по течению?
– Попробуем форсировать водную преграду, – изображая из себя идейного оптимиста, объявил Крыленко. – Видишь, множество толстых брёвен, поросших разноцветным мхом? Лежащих рядами – практически – от одного берега до другого?
– Вижу. Похоже на мост, обвалившийся от старости.
– Вот, по ним и перейдём через речной разлив.
До завала из брёвен оставалось метров семь-восемь.
– Может, снимем ботинки? – предложил Конкин. – Чтобы ноги не скользили?
– Снимем…
Неожиданно одно из «брёвнышек» резко рванулось вперёд. Послышался глухой рык, перед глазами путников мелькнула широкая оскаленная пасть, оснащённая множеством треугольных жёлто-чёрных зубов.
– А-а-а! – развернувшись на сто восемьдесят градусов и удирая от речного берега со всех ног, истошно заорал Витька. – А-а-а!
– А-а-а! – отчаянно перебирая короткими ногами, вторил ему Геннадий. – А-а-а! Мамочка моя…
Только через несколько минут, взобравшись на пологий холмик, они остановились и отдышались.
С вершины холма разлив кофейно-бурой реки просматривался просто замечательно.
Тёмные воды, высоченные камыши, разноцветные кувшинки и лотосы, изумрудно-зелёные островки неизвестных водорослей, на которых располагались многочисленные птичьи гнёзда. А рядом с кувшинками, лотосами, островками и птичьими гнёздами располагались многие тысячи «брёвен», поросших серо-зелёным мхом, из которого торчали короткие и толстые лилово-фиолетовые иглы.
Одни «брёвнышки» мирно и беззаботно дремали, высунув на поверхность воды длинные заострённые морды. Другие же, наоборот, безостановочно нарезали – между разноцветными розетками лотосов и кувшинок – изысканные петли и восьмёрки.
– Может, это глухие кайманы? – подумав пару минут, предположил Конкин. – Ну, те, про которых писал чудак Хрусталёв?
– Не знаю, – по-честному признался Виктор. – Теперь я уже ни в чём неуверен…. Кстати, а что Серёга Хрусталёв рассказывал тебе о глухих кайманах?
– Как-то примерно так…. Мол, глухие кайманы – твари страшные и безбашенные. Может, они и не совсем кайманы? Внешне очень похожи на обычных, но чуть помельче и покороче. Да и цветом отличаются – чешуя у них гораздо более светлая, с характерным зелёным отливом, а весь хребет оброс голубыми и фиолетовыми короткими иглами…. Глухими же их прозвали за полное бесстрашие – не обращают эти кайманы ни малейшего внимания на всяческие крики, вопли, выстрелы и взрывы. Такое впечатление, что они ничего не слышат…. Может, всё слышат, просто бояться совсем не умеют? Мол, отвязанные такие? Вполне реальная и правдоподобная версия. А ещё глухие кайманы славятся бескрайним и беспредельным упорством – до победного конца будут преследовать добычу и никогда не отступятся на полдороге…. Смотри, что это там, правее?
Ознакомительная версия.
