Мало — помалу, зависть Марии увеличивалась и от того, что в старших классах на школьных вечеринках, мальчики теперь больше поглядывали в сторону хорошенькой, богато одетой и подстриженной по последней моде Серафимы. А не менее хорошенькой Марии, стоящей хоть и с высоко поднятой головой, но совсем в другой одежде, которую с натугой покупала ей мама на вещевом рынке. А каким дорогим и модным платьем похвасталась ей Серафима перед выпускным! Анна Сергеевна купила его дочери в престижном свадебном салоне. — Длинное, сиреневое, с фиалковым отливом, декольтированное, облегающее фигуру, а сзади со шлейфом! Серафима, померив его, стала просто обворожительной! А Марии к впускному сшила платье соседка, — портниха тетя Кира, ибо деньги, которые оторвал отец от своей новой семьи и передал им с мамой, были предназначены строго для репетитора! — Почему? — спросила тогда себя Маша. — Почему все ей? По какому такому праву? Чем я хуже? Ей даже пятерку натянули по физике, а я все их заработала сама!
А что уж говорить о том, когда Серафима оказалась в МГУ на юридическом! Они, конечно, встречались! И если быть откровенной, Маша даже иногда скучала по искренне любящей ее Серафиме. Ей не хватало этой любви и надежного Серафиминого плеча в трудные минуты. Однако зависть оказалась такой въедливой штукой, что от скуки по подруге не становилась меньше.
Когда после окончания ВУЗа Маша не смогла найти подходящего места, и Серафимин отец пристроил ее к себе на фирму, положив приличный оклад, она, вместо благодарности, подумала. — Хорош, нечего сказать, облагодетельствовал после института, запихнув в секретари! Мария даже не взяла в расчет того, что Косова, работающая у Голубева уже более десяти лет, тоже имела высшее образование. Какое ей было дело до какой-то сорокачетырехлетней Ирины Валерьевны Косовой! Почему она, такая молодая, красивая, способная ко всему, по причине своей природной одаренности хватким острым умом, должна уподобляясь ей прозябать на такой незначительной должности?! По ее понятиям, Голубев, зная о том, какие они близкие подруги с Серафимой, если уж не должен был сделать ее полноправным акционером, то, по крайней мере, определить на должность какого-нибудь престижного специалиста. Сделал же он своим третьим замом этого ниоткуда взявшегося Егора Георгиева. Серафима рассказывала ей как-то, что с Егором Алексей Витальевич познакомился на международной выставке, где тот представлял полимерные материалы французской фирмы, схожие с теми, которые выпускали они, и, оценив его глубокие познания в этой области, переманил к себе, сделав из простого коммерческого менеджера своим третьим замом.
А потом через руки Марии стали проходить документы, дающие ей четкие сведения о сделках шефа, а главное, информацию для раздумья о его возможном состоянии. И она всякий раз, исходя желчью, думала, — какие же у Голубевых деньжищи! А она, Мария? Сколько ж еще она будет вынуждена корпеть в секретарях над этими проклятыми бумагами?
И вот однажды, после очередной удачной сделки, когда все в офисе в предвкушении весомой денежной премии, пребывали в приподнятом настроении, она, как всегда, муссируя, сколько еще перепадет после этого Серафиме, загрустила. Проходящий мимо Бураков Олег Викторович, взглянув на нее, заметил.
— Машенька, ты чем-то расстроена?
Маша знала, что симпатизировала ему с самого первого дня появления в фирме. Он чаще остальных уделял ей знаки внимания, и, надо сказать, что ей это даже льстило. Выглядел Бураков для мужчины своего возраста очень прилично. — Высокий, подтянутый брюнет с карими глубоко посаженными глазами, прямым носом, тонким, выразительным ртом и с едва пробивающейся сединой на висках. К тому же, энергичный, собранный, обожающий компании, умеющий удачно пошутить, вовремя ввернуть соответствующий случаю анекдот или налету придумать какую-нибудь сногсшибательную историю. Маша даже подумывала временами, что возжелай она завести себе богатого любовника, Олег Викторович вполне мог бы претендовать на это место. Но, увы! Он был не таким крутым, по понятиям Маши, и потому она хоть и не без удовольствия, но все же снисходительно принимала его знаки внимания. А через некоторое время… а через некоторое время, вовсе на это не рассчитывая, она стала-таки его любовницей.
Все началось именно с этого дня, когда он поинтересовался, чем же она расстроена.
— Да не расстроена я вовсе, Олег Викторович! — Ответила ему Маша и вяло улыбнулась.
— Расстроена, расстроена, можешь не сопротивляться, в этом нет никакой нужды. Я сам все прекрасно вижу!
И тут он неожиданно предложил.
— А хочешь сходить на концерт в театр эстрады? У меня есть приглашение. Заместитель администратора в "Эстраде" родственник моей жены, и он отцепил мне контрамарочку.
— Правда?
— Правда! Ну, как, пойдешь?
— А какой концерт?
— Маш, что за вопрос? Сборный, — Пугачева, Леонтьев, Меладзе, Долина, ну и всякие молодые, естественно. Думаю, ты их знаешь лучше меня.
— Вы ошибаетесь. Я совсем не увлекаюсь молодой российской эстрадой по причине того, что ее у нас нет! Ну, в смысле нет настоящей! Наша эстрада, Олег Викторович, как поддельная водка, в которой не выдержана ни одна рецептура!
Бураков покачал головой и засмеялся.
— Ну вот! А я — то развеять тебя хотел!
— Я пойду, Олег Викторович. Мне Меладзе нравится. Его голос задевает за живое! И потом, я благодарна Вам. Вы же при всем желании не смогли бы пригласить меня на концерт моих любимых исполнителей, по той простой причине, что у нас в России на сборных концертах они не выступают.
— Ладно, Маш, не грусти, у тебя все еще впереди, может….
Она перебила его.
— Угу, вся жизнь впереди, надейся и жди! Простой советский девиз! Короткий и ясный!
После обеда Олег Викторович снова подошел к ней и положил на стол контрамарку.
— Она, что, одна только?
— Одна. Понимаешь, жена у меня в отъезде, вот родственник и решил меня поразвлечь.
Маша растерялась.
— Так, может Вы сами, Олег Викторович?
— Нет, Маш, я один ходить не люблю, да и потом, у нас сегодня совещание после работы, ты же знаешь!
— Вообще-то я тоже не люблю одна.
— Сходи, сходи, развейся! Я ведь давно за тобой наблюдаю. Ты уже с неделю вроде как не в себе.
Маша взяла контрамарку в руки.
— Партер. Третий ряд, четырнадцатое место. Начало в девятнадцать ноль ноль! — прочитала она.
— Концерт четырехчасовой, — подсказал Бураков. — Закончится в одиннадцать.
— Поздновато будет потом одной возвращаться. — Снова засомневалась Маша.
— Поздновато? — удивился Бураков.
