— Располагайся тут, — пригласила Вера, указывая на кожаный диван со множеством маленьких подушек. Андрей сел. Перед диваном стоял небольшой столик.
— Ты подожди. Я сейчас.
Вскоре она вернулась, держа в руках поднос. На столике появился чисто русский набор: сыр, хлеб, копченая колбаса, шпроты, икра, запотевшая бутылка водки и две рюмки. Вера разлила водку по стопкам, подняла рюмку.
— Давай выпьем и забудем на миг обо всех делах, о работе, о друзьях.
Они залпом опрокинули рюмки.
— Нравится тебе водка? — спросила она.
— Мне нравишься ты, — ответил Андрей.
— Об этом потом, а пока закусим и выпьем еще.
Они снова чокнулись и выпили по второй. Андрей внимательно взглянул на нее. Лицо ее стало серьезнее, оно казалось более отчужденным, чем в кафе, но очень красивым. Это лицо еще тогда поразило его и не давало больше покоя. Они продолжали пить и ощущали, как надвигается большая ласковая волна, поднимая их, как этот пустой предвечерний час заполняется забытыми образами… Наконец, она прошептала чуть слышно: «Люблю тебя… Андрюша», — притянула его к себе и крепко поцеловала. Потом поднялась.
— Идем, я покажу тебе мою спальню.
Андрей поднялся, пошел следом за ней. Он потерял власть над собой, схватил ее в объятия, притянул к себе. Они долго целовались стоя. Потом он подтолкнул ее к постели, и она упала навзничь. Андрей шептал ей на ухо нежные, ласковые слова, стараясь быстрее раздеть ее. Вера чувствовала, что невольно дрожит от нетерпения и еле сдерживаемого желания.
Она отдавалась Андрею со страстью и даже исступлением, она целовала его и с силой сжимала в своих объятиях, совершенно забыв о задании Хусейна. Родионовым владела такая же страсть. В небольшой уютной спальне они еще долго с неистовой силой сплетали свои тела, словно два врага, которые борются не на жизнь, а на смерть и стараются причинить друг другу боль посильнее…
Но как только дикое желание было утолено и они, изнемогшие и ослабевшие, лежали рядом, ее охватил безумный страх: а вдруг Андрей узнает о подлинной цели ее интереса к нему?
Перевернувшись на другой бок, Андрей коснулся чего-то. Женского тела. Открыл глаза. И вспомнил — так внезапно, что вздрогнул, приподнявшись на локте.
Он был в Париже, в квартире Веры Кольцовой, на ее широкой кровати. А рядом с ним, лежа на спине, крепко спала Вера. Не прикрытая простыней, она казалась Афродитой. Ее черные, с металлическим отливом волосы блестящими прядями лежали на подушке, спускались ей на грудь. Андрей посмотрел на часы. Еще нет семи. Будить Веру не стоит. Они заснули очень поздно. Привалившись к взбитым подушкам, он окинул взглядом размытый квадрат окна, дверь, отворенную на балкон, белую занавеску, просвечивающуюся, не колышимую ни единым дуновением ветерка. В его теперешнем восприятии Веры что-то ускользало, что-то чуть тревожно дробилось. Какие-то штрихи, как будто не связанные между собой, нарушали целостность картины. Вчера вечером, изрядно выпив, Вера заговорила о своей работе и друзьях и некоторые веши изобразила совсем не так, как в первый раз. Ну и что, если она лгунья? Но в чем ее ложь и зачем она обманывает его? И почему?
Он решил позвонить Дроздову и пошел за своей записной книжкой. Книжка лежала на своем месте, в кармане пиджака, но совсем не так, как он обычно кладет ее. Кто мог ее брать? Только Вера. А кто она, собственно, такая? Что он о ней знает? Ничего. «Выяснить, — подумал Родионов. — Надо срочно выяснить, на кого она работает». Недаром же в нем возникло какое-то предчувствие, какое-то смутное подозрение… Интуиция еще никогда не обманывала его.
Да, было глупо затевать интрижку с совершенно незнакомой женщиной. Это опасно и смертельно опасно.
Он стал рассматривать ее лицо, обдумывая создавшееся положение. Голова ее была запрокинута, подбородок торчал к потолку, что придавало ей решительный вид, который она сохраняла даже во сне.
Но вот губы — насколько же они прекраснее в своей нетронутой бледности — чуть приоткрылись, между ними белеют зубы. Дыхание — непрерывные вздохи, легкие и дразнящие. Ее сон казался чудом красоты, тепла и жизни. Родионов заметил, что Вера шевелится и скоро проснется. Но он уже приготовил для нее вопросы и заставит ее ответить на них. Бить ее и подвергать пыткам он не будет. Есть более испытанное средство, которое действует эффективнее грубого физического насилия. Он нащупал в потайном кармане пистолет.
И тут же она открыла глаза, и Андрей увидел в них ужас.
Он достал пистолет и поднял его, целясь в грудь женщины.
— Ты, кажется, не рада, детка? — спросил он. — Зачем ты рылась в моей записной книжке? Кто подослал тебя?
Женщина бросила испуганный взгляд в сторону оружия.
— Послушай!.. Я не рылась в твоей записной книжке. Даже в руки ее не брала… Ради Бога, поверь, это чистая правда!.. Успокойся! — В словах Веры чувствовался страх. Голос ее звучал прерывисто, она вся дрожала. Родионов слышал ее тяжелое дыхание.
— У меня мало времени. Отвечай на мои вопросы. Что ты искала в моей записной книжке? Кто подослал тебя? Спрашиваю последний раз. Больше повторять не буду. И учти: после Афгана нервы у меня не в порядке.
Вера не могла оторвать глаз от ствола пистолета. Он, словно дрель, сверлил ей грудь. В жизни она не еще так ничего не боялась. Во рту у нее пересохло, в желудке она ощутила предательский холод и пустоту. Если она скажет Андрею правду, ее убьет Хусейн или его люди. Если не скажет, ее убьет Андрей. Положение безвыходное. Но сначала надо избавиться от непосредственной угрозы, а там видно будет.
— Лучше опусти эту штуку, — хрипло выговорила Вера. — Она ведь и выстрелить может.
— Выстрелит, если не ответишь на вопросы.
На лице Родионова застыло мрачное, угрожающее выражение, глаза блестели.
— Отвечай, или я стреляю, — зловеще произнес он.
Вера, не отрываясь, смотрела на него. Она понимала — Родионов не шутит. Она также увидела, что пальцы Андрея судорожно сжимают пистолет, и указательный палец буквально пляшет на спусковом крючке. Господи, да ведь он действительно может в любую минуту выстрелить!
— Послушай… — Вера заикалась. — Меня подослал Хусейн… Фамилии его я не знаю, честное слово. Он из какой-то арабской организации. Их интересует характер вашей сделки с Израилем. Какой товар вы продаете этой стране и кто стоит за вашей спиной. Больше я ничего не знаю, клянусь жизнью…
— Ты мне надоела, сучка. Я устал от твоего вранья. Скажи честно, автомобильная авария на авеню Гамбетта была подстроена?
— Да, Андрей. Такой был план. Это может подтвердить Хусейн. Я могу ему позвонить. Он придет, и ты спросишь у него сам. Он расскажет тебе гораздо больше, чем я… Хорошо? А меня ты отпустишь… Договорились?.. Если я позвоню, он… придет, вот увидишь, придет.
