Она подняла брови.
— Учитывая, сколько раз тарелки затягивались паутиной, прежде чем ты появишься…
— Мы не о столе говорили, — прервал ее Гаррет. — Прости, Лин, но это нужно сделать. — Он опустошил свой стакан и поставил его в раковину.
— Гаррет, — предупреждающим тоном сказала бабушка.
Он не обратил на это внимания.
— Гарри, Лин беспокоится, как ты воспримешь объяснение моего странного поведения.
— О, думаю, я это переживу. Ты меня недооцениваешь, достопочтенная жена. — Он обнял Лин и шлепком отправил к плите. Подойдя к столу, он взял морковку и начал жевать ее. — В сущности я уже знаю. Ван сказала мне сегодня.
Гаррет недоверчиво замигал. Неужели Гарри тоже так спокойно воспримет его историю?
Гарри продолжал жевать морковку.
— Не понимаю, почему вы мне раньше не сказали. Ван говорит, что тебе не нужно переживать в одиночестве. Тут нечего стыдиться, хотя я понимаю, почему ты не хотел, чтобы знал твой отец. Он, вероятно, воспринял бы слишком лично, как отражение какой-то слабости в нем самом.
Бабушка Дойл фыркнула.
— Да ну?
— Нельзя ли не трогать папу? — раздраженно спросил Гаррет.
— Да ему и не нужно знать, — сказал Гарри. — Ван рассказала мне о своей сестре. Есть средства. Тебя можно вылечить.
Гаррет удивленно замигал.
— Вылечить! Средства? — Краем глаза он видел удивленные взгляды женщин. — Какие средства?
Гарри удивленно переводил взгляд.
— Комбинация медицинских и психиатрических способов.
Гаррет в отчаянии понял, что они говорят не об одном и том же.
— Гарри, а в чем моя проблема, по мнению Джиримонте?
Миндалевидные глаза сузились.
— Конечно, отсутствие аппетита. Что же еще?
Неудивительно, что Гарри воспринял это так спокойно.
— Боюсь, Джиримонте не совсем права. Я…
— Не нужно до обеда говорить на серьезные темы, — прервала его бабушка. — Это помешает пищеварению. — Она ласково улыбнулась. — Сержант, если вы будете так любезны убраться из-под ног, я принесу вам чай; по словам вашей милой жены, вы всегда пьете его после работы. Гаррет, заканчивай тереть морковь. Поговорим позже.
Что же значит «позже»? Не во время обеда, как обнаружил Гаррет. Лин и бабушка Дойл твердо держались в разговоре легких тем. И не после обеда. Они настояли на том, что нужно смотреть телевизор, хотя Гаррет не верил, что их действительно интересует «Майами. Полиция нравов».
— Бабушка, Лин, — сказал он во время рекламы. — Можно вас на минутку. — На кухне, где не мог услышать Гарри, он спросил: — Что вы делаете? У нас нет времени, а Гарри нам нужен.
Лоб Лин наморщился.
— Да, но… — Она вздохнула. — Он не поверит, если ты просто скажешь, что ты вампир. Его нужно подвести к этому.
Зазвонил телефон.
— Я возьму! — сказал Гарри в соседней комнате.
Гаррет провел рукой по волосам.
— У нас нет на это времени. Завтра будет новое убийство, говорят чувства бабушки. Завтра! Может, ты недооцениваешь его, Лин. Ты ведь приняла…
— Это тебя, Гаррет! — крикнул Гарри. — Ирина Руденко.
Гаррет схватил кухонный телефон, но ничего не говорил Ирине. Он слышал дыхание Гарри в параллельном аппарате в гостиной.
— Я взял, Гарри.
— Я тоже хотел бы поговорить с мисс Руденко, — сказал Гарри. — Мисс Руденко. Я сержант Такананда из полиции Сан-Франциско. Мы пытаемся установить, кто убил Леонарда Холла. Не могли ли бы вы ответить на несколько вопросов?
— О мистере Холле? — разочарованно произнес голос на другом конце провода. — И все из-за этого? Что за вздор?
Гаррет удивленно замигал. Только акцент напоминал об Ирине.
Она капризным тоном продолжала:
— Мереса сказала, что меня ищет какой-то блондин. Но Такананда — это не имя для блондина.
— Я блондин, — сказал Гаррет. — Гаррет Микаэлян.
— Микаэлян, Микаэлян. — Она как будто пробовала его имя на вкус. — Это вы пытались меня поймать после представления «Одеяла Вавилона» в прошлую субботу?
Гарри терпеливо сказал:
— Мисс Руденко, это важно. Хорошо ли вы знали мистера Холла?
Она вздохнула.
— Боже. Я вообще его не знаю. То есть я его знала, но не знала, если вы понимаете, что я имею в виду. Он друг моей матери. Они оба работают в фонде Фило. Не знаю, кто его убил. Что за ужас. Нужно ли говорить об этом? Я лучше бы поговорила с тобой, блондинчик. Откуда я тебя знаю?
— Вы меня не знаете, — ответил Гаррет, бранясь про себя. Не время играть в игры. Гарри, повесь трубку, чтобы я мог поговорить с нею. — Наш общий знакомый предложил, чтобы я вас поискал.
— Да? Кто?
В других обстоятельствах такая игра была бы даже забавна. Ирина играет очень хорошо.
— Разве это важно?
Она хихикнула.
— Нет. Эй, давайте встретимся, скажем, у японского чайного сада в двенадцать нашего времени. Пока, блондинчик.
И повесила трубку, прежде чем Гаррет и Гарри могли что-то сказать. Но говорить ничего и не нужно было. Она хочет его видеть и назначила ему свидание. Гаррет восхищенно улыбнулся. Гарри воспримет в человеческих терминах — двенадцать часов дня. Но она сказала «нашего времени». Времени вампиров. Полночь.
С параллельного телефона Гарри сказал:
— Ну, хорошо, встреться с ней, но поверни разговор на Холла. Может, тебе она скажет то, что не захочет говорить мне.
Гаррет мрачно улыбнулся.
— Я обязательно узнаю, что ей известно о смерти Холла. — А до того времени придется не говорить Гарри. Если Ирина что-то знает, может, они смогут разобраться без официальной помощи. Тогда еще целая неделя до конца отпуска. Можно будет не торопиться рассказывать Гарри.
Ночь лишила японский чайный сад цвета, который Гаррет помнил по прогулкам с Марти. Но даже в его ночном зрении, когда все было серым, кроме линии серебра от садящейся луны, сад сохранил элегантность и строгость. Остались и запахи: ночь заполнилась смесью запахов цветов, растений и воды. Идя по тропе с бамбуковыми перилами, Гаррет сообразил, что он здесь впервые со смерти Марти. Хорошо, что он пришел ночью: сейчас все отличается от того, что он помнил.
Он переместил на другое плечо ремень термоса. Будет ли у него время его наполнить? К тому же на конюшне еще могут быть люди.
Лунный свет совсем исчез, оставалось рассчитывать только на ночное зрение.
— Итак, — послышался голос рядом с ним. — В квартире мужчины-проститутки был запах чеснока. Почему вы считаете, что мы должны это обсудить?
Гаррет подпрыгнул. Как она умудряется подкрасться? Ведь он с выхода из дома внимательно следил за всем. Темные брюки и свитер делали ее невидимой для человеческого зрения, но он должен был бы услышать или увидеть ее. Что если убийца она? От раздражения самим собой голос его прозвучал резко:
