По-прежнему на итальянском Сиена быстро рассказала Марте, что работает во флорентийской больнице и Лэнгдон пришел к ним вчера вечером с огнестрельной раной на голове. Сам Лэнгдон, объяснила она, абсолютно не помнит, что с ним случилось, а потому запись камеры наблюдения стала для него таким же сюрпризом, как и для Марты.
— Покажите рану, — велела Сиена.
Увидев швы на затылке Лэнгдона, Марта опустилась на подоконник, закрыла лицо руками и просидела так несколько секунд.
За последние десять минут Марта не только обнаружила, что посмертную маску Данте украли во время ее дежурства, но и выяснила, что ворами были почтенный американский профессор и ее флорентийский коллега, которому она полностью доверяла и который, как выяснилось, вчера скончался. Кроме того, молодая Сиена Брукс — эта наивная американка, сестра Роберта Лэнгдона, — оказалась врачом и призналась ей во лжи… причем не по-английски, а на чистейшем итальянском языке.
— Марта, — проникновенно сказал Лэнгдон, — я знаю, в это трудно поверить, но я действительно ничего не помню о вчерашнем вечере. Не представляю, зачем нам с Иньяцио понадобилось забирать маску!
Марта видела по его глазам, что он говорит правду.
— Я ее верну, — продолжал Лэнгдон. — Даю слово. Но я не смогу сдержать его, если вы нас не отпустите. Ситуация очень сложная, и вы должны отпустить нас немедля!
Конечно, Марте хотелось вернуть бесценную маску, но она вовсе не собиралась никого отпускать. Где же полиция?! Она глянула в окно — на площади Синьории так и стояла одинокая патрульная машина. Странно, что сюда до сих пор никто не поднялся. А еще Марта услышала вдалеке странное тихое жужжание, как будто где-то работала мотопила. И оно постепенно нарастало.
Что это такое?
Лэнгдон заговорил умоляющим тоном:
— Вы же знаете Иньяцио, Марта! Он ни за что не взял бы маску без крайней необходимости. Все так запутано! Владелец маски, Бертран Зобрист, был человек сомнительный. Мы подозреваем, что он замешан в чем-то ужасном. Мне некогда объяснять все, но я прошу вас нам поверить.
Марта только и могла, что молча смотреть на него. Все это казалось сплошной бессмыслицей.
— Миссис Альварес, — сказала Сиена, пронзив Марту суровым взглядом, — если вам небезразлично будущее — и не только ваше собственное, но и вашего ребенка, — то вы должны сейчас же позволить нам уйти.
Марта прикрыла руками живот. Ей очень не понравилась эта косвенная угроза еще не родившемуся младенцу.
Тонкое жужжание за окном определенно стало громче. Выглянув наружу, Марта не увидела источника шума, зато увидела кое-что другое.
Судя по тому, как расширились глаза охранника, он тоже это увидел.
Толпа внизу, на площади Синьории, расступилась, освобождая путь длинной веренице полицейских автомобилей с выключенными сиренами. Впереди них ехали два черных фургона, которые только что остановились у парадного входа. Оттуда высыпали бойцы в черной форме, с оружием наперевес, и побежали во дворец.
Марте стало страшно. Что это за чертовщина?
Охранник тоже выглядел встревоженным.
Жужжание снаружи вдруг переросло в пронзительный визг, и Марта испуганно отшатнулась, увидев вынырнувший невесть откуда маленький вертолетик. Он завис всего метрах в трех от окна и как будто уставился на людей за стеклом. Это был маленький аппарат, длиной не больше метра, с длинной черной трубкой на носу. Трубка нацелилась прямо на них.
— Он сейчас выстрелит! — закричала Сиена. — Sta per sparare! Ложитесь! Tutti a terra!
Она упала на колени рядом с окном, и Марта, похолодев от ужаса, автоматически последовала ее примеру. Охранник тоже хлопнулся рядом, инстинктивно направив пистолет на летающую машинку.
Неуклюже присев под подоконником, Марта заметила, что Лэнгдон остался стоять — он смотрел на Сиену с легким недоумением, явно не веря, что им грозит опасность. Сиена же провела на полу лишь мгновение, а потом вскочила, схватила Лэнгдона за руку и потащила прочь, в коридор. Еще через мгновение они уже бежали к главному входу.
Не вставая с коленей, охранник резко повернулся, принял позу снайпера и прицелился в спины убегающей парочке.
— Non spari! — приказала ему Марта. — Non possono scappare! — Не стрелять! Они все равно никуда не денутся!
Лэнгдон с Сиеной исчезли за углом, но Марта знала, что еще секунда-другая — и они наткнутся на полицейских, бегущих навстречу.
— Скорее! — подгоняла Лэнгдона Сиена, торопясь уйти тем же путем, каким они пришли. Она еще надеялась выскочить из дворца, не столкнувшись с полицией, но уже понимала, что эта надежда призрачна.
Лэнгдон тоже это понимал. Внезапно он остановился как вкопанный на пересечении двух широких коридоров.
— Так у нас ничего не получится.
— Бежим, Роберт! — Сиена отчаянно взмахнула рукой, призывая его двигаться дальше. — Не стоять же здесь без толку!
Лэнгдон как будто не слышал ее. Он пристально смотрел налево, в короткий коридор, оканчивающийся маленькой полутемной комнаткой. Ее стены были сплошь увешаны старинными картами, а посреди комнаты стоял массивный железный глобус. Глядя на эту огромную металлическую сферу, Лэнгдон вдруг закивал — сначала медленно, а потом все энергичнее и энергичнее.
— Сюда! — объявил он и кинулся к железному глобусу.
Там же тупик! Сиена нехотя последовала за ним. Коридор явно вел в недра музея, а вовсе не к выходу из него.
— Роберт! — выпалила она, наконец догнав своего спутника. — Куда вы меня тащите?
— В Армению, — отозвался тот.
— Что?!
— В Армению, — повторил Лэнгдон, даже не взглянув на нее. — Главное — не волнуйтесь.
А этажом ниже, на балконе над Залом Пятисот, Вайента, стараясь быть как можно незаметней в толпе испуганных туристов, смотрела, как люди из группы ПНР под началом Брюдера мчатся мимо нее в музей. Внизу громко хлопали двери — это полиция перекрывала выходы.
Если Лэнгдон действительно был здесь, он попал в ловушку.
К сожалению, Вайента тоже.
Зал географических карт с дубовой обшивкой мягкого коричневого цвета и деревянным кессонированным потолком резко контрастирует с другими помещениями палаццо Веккьо, отделанными в основном камнем и штукатуркой. В этом бывшем дворцовом гардеробе уйма шкафов и кладовок, где когда-то хранилось разнообразное имущество великого герцога. Сейчас стены зала украшены картами — всего здесь пятьдесят три цветных, выполненных вручную на коже изображения мира, каким он представлялся в середине XVI века.
