— Просочилось! — я чуть не взвыл. — Да отсюда утекает целая река секретной информации, которая несет Уолкотта к победе!
— Надеюсь, ты не подозреваешь меня? — Она была очень серьезна и собранна. Я удивился.
— Тебя? С какой стати?
— Ты так себя вел… Я подумала…
— О, прости бога ради!
Она еще подулась с минуту.
— Джин, знаешь, что я думаю?.. Я думаю, Артур Ингрем что-то сказал кому-то, а этот кто-то поговорил с этим Калпом из Кентукки.
— Возможно, — кивнул я. — Но откуда Ингрем узнал о Любине, а главное, о том, что Стив якобы улетел в Рио?
— От своих агентов, — ответила она. И гордо заулыбалась, словно этот ответ разрешил все проблемы.
— Потрясающая логика, мисс Холмс!
Зазвонил телефон прямой связи с президентом. Он сказал, что ждет меня.
Роудбуш сидел, склонившись над столом. Он протянул мне лист желтой бумаги, на котором было написано карандашом:
«Белый дом отказывается комментировать речь мистера Калпа, полную неприличных нападок и совершенно безосновательных инсинуаций, типичных для политиканов. ФБР продолжает расследование по делу об исчезновении мистера Грира. Когда расследование закончится и Белый дом получит окончательный доклад, общественность об этом уведомят».
Я чуть не упал. После тридцатиминутного ожидания мне вручили ничего не говорящий набор слов. Хуже того, в последней фразе чувствовался вызов, который неминуемо раздразнит наших противников, а число их и злость и без того росли с каждым часом.
— Это не поможет делу, господин президент, — сказал я. — Если я оглашу такое, меня распнут вопросами, как на кресте!
— Постарайтесь как-нибудь выстоять, Джин, — ответил он. — Я не хочу от имени Белого дома отвечать на каждую инсинуацию или опровергать каждую выдумку из серии охотничьих рассказов.
Я взглянул на него, не веря своим ушам. Наверное, даже самый прозорливый и умный человек со временем теряет связь с жизнью, замуровавшись в стенах своего кабинета. Я уже представлял себе завтрашние истеричные заголовки и слышал праведные вопли приспешников Уолкотта. Неужели Роудбуш не понимает, чем оборачивается для него дело Грира?
— Господин президент, я считаю, пора сообщить прессе, что именно выяснило ФБР. Нам нечего скрывать. Мы ничего не потеряем, если скажем всю правду, а выиграем очень многое. А это… — я постучал пальцем по листу бумаги, — это запальный шнур. Завтра произойдет взрыв, и тогда… прости-прощай.
Он подумал с минуту, снова склонившись над столом, затем покачал головой.
— Нет, Джин, сведений ФБР мы не можем сообщить. Это будет нечестно по отношению к Стиву, к его семье, к ФБР, ко всем остальным. Надо подождать. И если нам будет жарко, ничего не поделаешь… придется потерпеть.
Ну да, подумал я, меня же первого освежуют и поджарят!
— Да, конечно, — сказал я. — Сделаю все, что могу. Но как ваш пресс-секретарь считаю долгом предупредить: из этого ничего хорошего не выйдет… И еще одно. Последняя фраза имеет привкус, что, мол, на «общественность» нам наплевать. Нельзя ли ее смягчить?
— Напишите, пожалуйста, что-нибудь сами.
Я зачеркнул последнюю фразу, подумал немного и написал свой вариант. Прочитав его, Роудбуш изменил два слова.
— Да, — сказал он, — так лучше. Благодарю. Надеюсь, теперь гражданин Калп отвяжется от меня… Вот, возьмите текст.
Я сунул листок в нагрудный карман рубашки.
— Кто, по-вашему, осведомляет Калпа? — спросил я.
Он грустно усмехнулся.
— У меня свой список подозреваемых.
— Калп и Силкуорт старые приятели. С Силкуортом говорил осведомленный человек. Может быть, это наш приятель с того берега? — Я кивнул в сторону Лэнгли, но президент не подхватил намека.
— Такого следовало ожидать, особенно перед выборами, — сказал он. — Я-то переживу, но меня тревожат Сью Грир и Гретхен. Некоторые догадочки мистера Калпа дурно пахнут. — Он передернул плечами. — Что ж, я думаю, вам пора кормить своих зверей.
Человек семьдесят пять корреспондентов — рекордное количество для периода летних каникул — столпились в моем кабинете. Это были самые тяжкие полчаса в моей жизни с момента исчезновения Грира из «Неопалимой купины». Наше заявление только подлило масла в огонь. Кто такой «доктор X»? Правда ли, что Грир, как сообщалось, перед побегом захватил из сейфа в своем кабинете все наличные? Занимается ли ЦРУ этим делом? Я отвечал одно и то же: «Мне нечего добавить к официальному заявлению». Мне пришлось повторять это столько раз, что я уже чувствовал себя магнитофоном службы времени. Постепенно неминуемое назревало и наконец разразилось. Корреспонденты обрушились на меня, как на злоумышленника. Что я скрываю? Какие доклады ФБР я видел сам? Репортер из балтиморской «Сан» ловко воткнул мне нож в спину, процитировав мое собственное выступление трехгодичной давности перед Американским обществом газетных издательств о свободе информации и печати. Не изменились ли мои взгляды? Разумеется, не изменились, ответил я, но в деле Грира пока нет доступной для печати информации. Меня приветствовали ехидный смех и ядовитые шуточки. Я чувствовал себя, как побитая собака, и даже ободряющие жесты Джилл, показывавшей со своего поста у двери, что я держусь «на большой», мне больше не помогали.
— Значит, не будет ничего нового до завтрашнего утра? — спросил кто-то.
— До вторника второго ноября[14], — прорычал другой корреспондент.
Старейшина постоянной группы аккредитованных журналистов, репортер Ассошиэйтед Пресс повернулся к выходу даже без традиционного «благодарим вас», и все стадо потянулось следом. Джилл не пришлось закрывать за ними дверь: последний корреспондент захлопнул ее сам.
Добил меня телефонный звонок, прозвучавший через несколько минут, когда я сидел, тупо глядя на пачку сигарет на углу стола — горькое напоминание о слабости моей воли.
— Это Дэйв Полик, — сказала Джилл. — Из Рио-де-Жанейро.
Я схватил трубку.
— Джин? — голос еле пробивался сквозь ритмичный гул.
— Да, это я, Дэйв!
— Какого дьявола… — в трубке трещало и хрюкало, — …паспорт… — поток неразборчивых слов, — …зафрахтовал корабль… — шум то нарастал, то слабел. — Я американский гражданин…
Голос оборвался.
Одно к одному. Расчудесный, праздничный День Труда. Сначала «атомный связной», затем гражданин Калп, а теперь — гражданин Полик.
Вторник оказался не лучше понедельника. Обстановка накалялась по мере того, как читатели поглощали все новые слухи о Стивене Грире, канувшем с поля для гольфа в небытие.
Телевизионная программа новостей посвятила Гриру целый час. Она включала основные отрывки речи Хиллари Калпа в Луизвилле, показывала сцены буйства подростков на стадионе и закончилась опросом «людей с улицы» по всей стране. Вывод напрашивался сам собой: Роудбуш прикрывает Грира, опасаясь, что разоблачение его приятеля поможет Уолкотту стать президентом. Один разговорчивый торгаш даже откопал где-то на свалке выраженьице времен Линдона Джонсона: «вакуум доверия».
