– Не проще ль тогда допустить, что они подкуплены? Что все это ложь, а на самом деле они той ночью подсчитывали полученную за предательство мзду?
– Почему? – улыбнулась Адельхайда. – Потому что вы говорили с ними последними?
– Пусть не они, – кивнул Рудольф, – пусть другая пара стражей – на другом этаже или в другом коридоре. Почему нет? Почему, к примеру, не допустить, что наш одаренный вор прошел мимо всех и убил именно тех, кто был подкуплен, то есть стоящих подле дверей сокровищницы?
– Вряд ли, – возразила она. – Все опрошенные рассказывают одно и то же: тень и неприятное ощущение. Это означает, что либо все они подкуплены и сговорились рассказывать одно и то же (но тогда почему лишь теперь, а не тогда, сразу же?), либо все говорят правду. Да, убитые рассказать уже ничего не могут, но тут в дело вступает простой расчет. Если я уже заплатила одному человеку, способному миновать десяток ваших стражей и просто убить оставшихся двоих, для чего мне еще и подкупать кого-то одного или пару из них? В том и другом случае результат будет одним и тем же; а коли нет разницы, то для чего платить больше? К чему тратить деньги дважды?
– В ваших словах есть логика, – вздохнул Император невесело. – Просто я теперь жду предательства отовсюду.
– И я буду последней, кто упрекнет вас за это, – серьезно заметила Адельхайда. – Но здесь, думаю, ваши подозрения неоправданны.
– И что же вы намереваетесь делать со всем этим, госпожа фон Рихтхофен? У вас есть идеи?
– Идеи… – повторила она со вздохом. – Я слишком поздно появилась здесь, вот в чем наша главная сложность. Прошло довольно много времени, и мы рискуем упустить их, кем бы они ни были: чем больше проходит времени, тем более и более вероятность того, что они попросту плюнут на все и решат ретироваться, перенеся новую попытку на сколь угодно отдаленное будущее.
– А что бы вы сделали, будь у вас больше времени?
– О подобных случаях я слышала и раньше, Ваше Величество, – пояснила Адельхайда. – Последний из них – это такая же невероятная кража из архива Ордена. Так же точно, судя по всему, никто никого не видел и никто ничего не понял. А за время своих путешествий по Германии я наслушалась и об иных кражах со сходными обстоятельствами. Будь у меня больше времени, я бы нанесла на карту места всех известных мне происшествий, расспросила бы знающих людей о времени тех событий и попыталась бы вычислить, нет ли мест, где они происходили слишком часто, – это могло бы означать, что поблизости либо место обитания вора, либо наиболее частый заказчик. То и другое могло бы поспособствовать его обнаружению… Я, разумеется, все это сделаю, но вряд ли сие принесет ощутимые плоды. Посему – пока мы будем действовать именно так, как начали.
– То есть раскрывать моим рыцарям мои тайны, веля их сохранять и надеясь на то, что они меня ослушаются?
– Тайны – это тайны, Ваше Величество. Как я уже говорила, искус поделиться ими велик у всех – детей, женщин, солдат и стариков. И чем сильней запреты, эти тайны сопровождающие, тем больше искушение ими поделиться, и будьте уверены, уже к вечеру вся стража будет знать, о чем шел здесь разговор. А к утру – и кое-кто рангом повыше. Человеческая сущность, Ваше Величество.
– Человеческая сущность… – повторил тот, усмехнувшись: – Любопытно. Ваша метода и впрямь работает.
– Испугать, посочувствовать и ободрить; набор инструментов, коими возможно разобрать душу на детали, применим к большей части рода людского, причем набор почитай всегда один и тот же. С вариациями, как правило, незначительными.
– И вы считаете, госпожа фон Рихтхофен, что это было верным решением? Слух о том, что кто-то сумел проникнуть в сокровищницу Карлштейна и даже что-то вынести оттуда… Это, знаете ли, весьма болезненный удар по моей репутации.
– Что вам дороже – ваше самолюбие или безопасность?
– Занятно вы поставили вопрос, – недовольно отметил Рудольф, поднявшись со своей скамьи и подступив к столу, остановился рядом, с усталым вздохом опершись о столешницу обеими ладонями. – Хотелось бы соблюсти одно, не лишаясь другого, но, увы, в жизни не всегда такое удается. В жизни нельзя получить все, и даже малое обретается не всегда.
Адельхайда промолчала, подумав о том, что нечасто даже ей доводилось увидеть эту голову склоненной; точнее, нечасто это случалось прежде, но все чаще – в последнее время. «Рудольф сдает» – столь неблагозвучный отзыв был первым возражением, которое выдвигали строптивые курфюрсты и герцоги, коих с немалыми усилиями приходилось привлекать на сторону Императора. «Рудольф сдает, и связываться с ним рискованно»… Следует честно признать, что в чем-то они правы, и без поддержки, без содействия в первую очередь почти всесильной Конгрегации, уже немолодого и усталого Императора давно сместили бы более энергичные и нахрапистые. Однако правы и те, кто говорит, что у старого волка хватка еще та. Быть может, не столь стремительная, как прежде, но зато пока еще крепкая. Вот только надолго ли его хватит…
– Мы справимся, – уверенно сказала Адельхайда, ободряюще коснувшись императорского плеча, и тот, на мгновение замерев, распрямился, накрыв ее руку ладонью. – Ваше Величество, – требовательно одернула она, попытавшись высвободиться и не сумев.
– «Ваше Величество»… – повторил он с расстановкой. – А куда же подевался «Рудольф»?
– Полагаю, остался в спальне наверху. Много лет назад.
– Каковой факт весьма его удручает.
– Ваше Величество, – повторила Адельхайда строго, – вы сбиваете меня с рабочего настроя.
– Что же, – вздохнул тот, убрав таки ладонь, – мне остается лишь счесть ваши слова комплиментом, коли уж я все же способен отвлечь вас от дела.
– Давайте же возвратимся к этому делу, – предложила она настоятельно, и тот лишь молча повел рукой. – Отвечая на ваши слова, могу в утешение заметить вам, что по окончании моего расследования правда об ограблении (точнее, об отсутствии такового) так или иначе вскроется, всем станет известно, что пущенный вами слух был дезинформацией, и тогда ваша гордость сможет насладиться собою в полной мере. Посему просто наберитесь терпения.
– Я лишь сомневаюсь в том, что сия дезинформация имеет смысл.
– Они не получили того, что хотели, – пояснила Адельхайда терпеливо. – В Карлштейн же они пробирались, заранее будучи убежденными в том, что карта здесь. Уверенными на триста процентов. А значит, не найдя ее, они не махнули рукой и не разошлись по домам – нет; они здесь, они рядом, планируют дальнейшие действия и наблюдают за происходящим. Представьте, какова будет реакция вора, не нашедшего нужной ему вещи и услышавшего, что она украдена в ночь его проникновения. Вообразите себе (самое главное), какова будет реакция его нанимателя. Не думаю, что в стане ваших противников царит такое единодушие и братское доверие, чтобы он не смог заподозрить нанятого им человека в попытке присвоить карту. Раздор в их рядах – уже это достижение. В любом случае, они занервничают, а когда люди нервничают, Ваше Величество, они склонны делать глупости… Итак, – подытожила она, когда Рудольф согласно кивнул, – это были последние из интересующих нас участников события? Более ждать некого?
