Мальчик, с несуразно большой головой, съев обед, теперь запихивался хлебом, а крошки, обильно сыпавшиеся у него изо рта на пол, он тщетно пытался загнать под стол, суча для этого ногами в стареньких кроссовках.
— Надежда Кирилловна, — девочка с двумя аккуратными косицами подошла к педагогам,
— Вон, Богдан опять напихивается, — и она указала узенькой, маленькой ладошкой на торец стола.
— Вы хоть следите, Надежда Кирилловна, а то опять заблюет всю спальню с аппетитом своим немереным, — проворчала Ольга Борисовна, принявшись за вторую пайку котлеты с макаронами.
Десятилетний Богдан, страдающий с рождения гидроцефалией, имел привычку, есть очень много хлеба, всю остальную пищу он поглощал равнодушно, а вот к хлебу питал особую страсть, не контролируя заглатываемое количество, после чего у него, частенько, открывалась рвота.
— Богдаша, — Надежда Кирилловна подскочила к мальчику, крепко вцепившегося в корзинку с хлебом, — Я дам тебе еще кусочек, только отдай! — женщина одной рукой держала ржаной хлеб на уровне глаз ребенка, а другой настойчиво отнимала корзинку.
Богдан воззрился огромными, бездонно голубыми глазами, особо несуразно смотрящимися на его уродливой голове, на ломоть хлеба, ослабив хватку и корзинка выскользнула у него из ручек. Надежда Кирилловна, слукавив, на сколько было возможно, дала мальчишке небольшой кусочек ломтя, незаметно изъяв остальное, тот моментально отправил его в рот, расплывшись в блаженной улыбке.
— Головастик, не подавись, — мимо проходящий, уже отобедавший Стас, отвесил незаметно для всех легкий подзатыльник Богдану. А длинный Бородин, пытающийся теперь перешагнуть стульчики уже вместе с восседавшей на ней малышней, был застигнут во время этого увлекательного процесса самим директором.
— Коллеги, ну это никуда не годится, у вас под самым носом что такое творится? Ольга Борисовна, ваш класс ведь дежурит в столовой сегодня? Ольга Борисовна недовольно оторвала самое широкое место своей овальной фигуры от стула и по пингвиньи заковыляла к ребятам.
Алик
Поварихи, завидев директрису, засуетились у стоек, Анна Васильевна, постояла несколько минут в зале, потом накинула белый халат и прошла на пищеблок в самое чрево столовой.
К самому шапочному разбору, почти под занавесь, раздатчицы уже мыли посуду, а дежурные терли пол в столовой, прибежал, суетливо настороженный Александр Иванович, на стойке уже не осталось порций, и он, нырнув головой с плечами, в пространство за раздаточным столом, прокричал: — Анжела Валерьевна, будьте добры, накормите заместителя директора по хозяйственной части!
Из-за стеллажа с огромными кастрюлями, как белоснежный лайнер-исполин, выплыла повариха, прекрасная во всей своей необъятной бесконечности. Александр Иванович, оторвавшись от пола, повис на стойке, хаотично суча от удовольствия ножками в коричневых сандалиях, лицезрея такую повсеместную красоту.
— Бегу, бегу, — проворковала Анжела Валерьевна, неся на вытянутых руках дымящуюся тарелку. Завхоз опустился сандалиями на бренный пол столовой и засеменил к ближайшему столу.
— Стас! — окликнул он парня в фартуке дежурного, слоняющегося по столовой, — Бери Валька и поднимайтесь в апартаменты, там из коридора нужно хлам вынести, потрудитесь во благо родного интерната, все равно ведь в тихий час дурака валяете.
— И вообще, подтянитесь, вы же самые старшие в интернате, на вас вся школа смотрит, — напутствовал он Стаса и подошедшего, вечно улыбающегося, Валька. Ребята с готовностью скинули фартуки, небрежно приткнув их на подоконник и выскочили из столовой.
— Пойдем братан! — приобняв приятеля, сказал Стас, кивая одновременно Александру Ивановичу,
— Рухлядь тягать? — удостоверился Валек.
— Сам ты рухлядь, — Стас скептически оглядел его с головы до ног,
— От работы кони дохнут,
— Так колобок же сказал, он не отвяжется, — не унимался Валек,
— Сейчас все уладим, — Стас оглянулся, негромко свистнув,
— Борода!
Подбежал нескладный Бородин,
— Че, накормил своего солитера? — ухмыляясь спросил его Стас?
— Че надо? — задал ему в ответ вопрос Бородин, оборвав на корню все дискуссии по поводу своего пищеварения.
— Сходи к старухе наверх, там нужно пару коробок выкинуть, она тебя еще конфетами накормит,
Борода почесал свой длинный, как все остальные части тела, нос:
— Конфеты у нее старючие!
— Ладно, Бороденка, не капризничай, им лет по десять не больше.
Закончив дискуссию, ребята разбрелись в разные стороны, Стас с Вальком пошли «на хату», в заброшенные мастерские, а Борода, резво поднявшись по узенькой лестнице, открыл одну из зеленых дверей в бесконечном, сумрачном коридоре и исчез за ней.
Старые мастерские, некогда служившие конюшнями, несколько одноэтажных построек с выбитыми окнами, располагались в старом парке, в отдалении, прямо у забора, отделяющего территорию интерната от сельскохозяйственных угодий: поля и лесополосы. В одном из помещений ребята устроили себе лежбище, притащили туда несколько старых матрасов, одеял, поставили стол, два стула и заваливались сюда в послеобеденные часы и изредка после отбоя, если удавалось обхитрить дежурного воспитателя.
— Валек, — Стас вытянулся в полный рост на матрасе, пристроенном на деревянном настиле, — Против присутствия дамы в нашем обществе, ты ничего против не имеешь?
— Алик придет? — Валек округлил глаза, не переставая улыбаться, — Так разве я против?
Алла, недавняя выпускница коррекционного интерната, еще в начальных классах прозванная Аликом за буйный нрав и мальчуковые интересы, проживала со своей матерью, раздатчицей столовой той же школы, неподалеку в городке.
Крайне недалекая женщина, скорее всего по знакомству, определила дочь на халявные харчи в интернат. Девочка была с детства довольно смышленая, но маман здраво рассудила, что карьеру ее дочери не строить, после школы выскочит замуж за какого-нибудь местного алкаша, который вряд ли будет штудировать ее по программе средней школы.
Алик, ввиду конкретно независимого характера, замуж не выскакивала, приятельствовала она со Стасом, еще с времен ее ученичества, и частенько навещала его «на хате», весело проводя там время.
— А вот и я! — в дверном проеме появилась девушка во всей своей красе, зеленые, трикотажные велосипедки, застиранная, некогда белая, а теперь серая футболка и резиновые сланцы составляли незамысловатый наряд прелестницы. Несмотря на весьма непрезентабельное одеяние, Алик имела очень эффектную внешность. Брюнетка, с густыми волосами до локтей и отличной фигурой всегда была в центре мужского внимания, в ней непонятным образом сочеталась женская чувственность и мужская прямолинейная необузданность. Образ слегка портила легкая недомытость прелестницы, придавая, в прочем, этим некий шарм ее облику. Моментально завалившись на тюфяк, она обняла обоих ребят,
— Ну что, как жизнь?
— Живем, — ответил Стас, аккуратно дунув ей в лицо, Алик напряглась, тонкие ноздри ее носа шевельнулись, Стас приблизился к девушке,
— Я, того, может тоже с вами? — Валек прильнул с другого бока к Алику.
— Ты че, обурел в корень? — девушка в сильно двинула его ногой, обутой в резиновый сланец, и вскочила на ноги.
— Ладно, ладно, — Стас поднялся за ней, зная горячность девушки, — Он пошутил, не обращая внимания,
— Мне к матери надо, отходы для поросенка забрать, она звонила, — пробубнила Алик,
Чтобы улучшить ее настроение, Стас предложил помочь нести ведра с остатками каши, и все трое двинули к столовой.
Тихий час уже закончился и ребята высыпали на площадку в ожидании полдника. Возле беседки, как всегда в одиночестве, стоял внутренне и внешне отстраненный Тимур.
— Что это за красавчик кудрявый, из новеньких? — спросила Алик, проходя мимо него,
— Аутист, рехнутый на всю голову, — отрапортовал Валек, семенящий рядом,
— Аутист? — переспросила она, — а сразу и не скажешь, хорошенький очень, — добавила она, бесцеремонно разглядывая парня,
