Ознакомительная версия.
Вохровец ткнул толстым пальцем через плечо:
— Двадцать третья комната, налево, — и снова погрузился в сладкую дрему.
— По–моему, смахивает на ложный вызов, — покосился на него Ракитин. — Неужто охрана не в курсе ЧП?
— А по–моему, это элементарное «ку»! — пожал я плечами. — Или «повсенах».
— Это что такое?
— «Пошли все на…». Очень заразное заболевание.
— Ничего, вылечим! — мрачно пообещал Олег и двинулся в коридор. Я поспешил за ним, попутно разглядывая стены, увешанные разнообразными агитплакатами пожарной охраны и МЧС.
— Тебе не кажется, что в здании вообще никого нет? — спросил я.
— Выясним, — буркнул Ракитин, толкая обитую желтым дерматином дверь с табличкой «23».
В тесном кабинете, заставленном обшарпанной «совковой» мебелью, в основном различными шкафами, за таким же обшарпанным столом сидел человек лет пятидесяти, одетый в мятый костюм неопределенного цвета. Он что–то усердно писал в большом блокноте, поглядывая в раскрытый перед ним толстый гроссбух.
— Вы заместитель директора детского дома «Заречье» Нагибин? — грозно поинтересовался Ракитин.
— В чем дело, граждане? — не менее сурово вопросил мужчина, откладывая ручку. Кисти рук его, торчавшие из рукавов пиджака, были широкими и волосатыми.
Пришлось снова лезть за документами.
— Извините, товарищи, — посветлел ликом хозяин кабинета. — Я — Нагибин Елисей Николаевич, замдиректора по воспитательной работе. Спасибо, что оперативно откликнулись на наш зов!
— Служба такая, — ляпнул я.
Олег уничтожающе посмотрел на меня.
— Ну, выкладывайте, Елисей Николаевич, что же произошло?
— Так я вроде все в заявлении…
— Вроде — значит, не все, — веско сказал бравый оперуполномоченный, озирая кабинет орлиным оком. — Например, мне нужен подробный список пропавших: фамилия, имя, отчество, возраст, пол, наличие родителей и родственников, адреса их проживания, телефоны. Это для начала…
— А я думал… — растерялся Нагибин. — Конечно, конечно! — тут же опомнился он и схватился за телефон. — Раиса Степановна, милочка, тут милиция приехала по нашему заявлению, так вы уж подготовьте, пожалуйста, все документики на беглецов… Спасибо.
— Кто это? — кивнул Олег на телефон.
— Раиса Степановна, наш бухгалтер, ну и кадровик, так сказать… — Нагибин сделал попытку улыбнуться, но вышло жалко и беспомощно.
— Так что вы еще нам не рассказали про ЧП? — спросил Ракитин, рассматривая корешки книг в шкафу.
— Ну… понимаете, ночной обход делал сегодня я сам, дежурил я… Так вот, когда я проходил верхним левым коридором, — замдиректора ткнул указательным пальцем в потолок, — мне показалось, что по перпендикулярному коридору кто–то ходит…
— А что там находится? — Я решил присоединиться к беседе.
— Учебные комнаты…
— То есть ночью там никого не должно быть?
— Так точно… Я остановился, прислушался и ясно уловил тихий удаляющийся топот.
— Вы хотите сказать, что в коридоре находилось несколько человек? — уточнил Олег.
— У меня сложилось такое впечатление, — Нагибин виновато переводил взгляд с него на меня и обратно.
— А куда могли уйти эти предполагаемые люди? — снова вступил я.
— Там, в конце коридора, есть выход на пожарную лестницу, на случай эвакуации.
— Вы ее проверили?
— Да… Она была заперта.
— А ключ у кого?
— У меня, у директора, у завхоза, у охранника корпуса…
— Иными словами, бери — не хочу!
— Помолчи, Димыч! — сердито оборвал мой допрос Олег. — Значит, Елисей Николаевич, вы проверили дверь, и она оказалась запертой?
— Да…
— А вы не обратили внимания, пользовались ли ею недавно? Ну, там — пыль стертая, следы свежие, краска возле замка отскочила?..
— Нет, ничего такого я не заметил, — насторожился Нагибин. — Но можно пойти посмотреть.
— Посмотрим обязательно… Что еще вы можете добавить? По поводу пропавших?..
— Пропавших?.. Ах, да! Это все ребятишки, лет по шесть, по восемь.
— Интересный факт, — опять встрял я.
— Чем же? — прищурился Ракитин.
— Пропали действительно дети, то есть, выражаясь научным языком, особи, не вступившие в период полового созревания!
— И что сие может означать?
— Все, что угодно. Налет банды педофилов, заказ подпольной порнографической кинокомпании, сектанты–извращенцы, помешанные на детских жертвоприношениях…
— Заказ, говоришь? — остановил меня Олег. — А что, вполне возможно!
— Да, ладно, капитан, — усмехнулся я, — не принимай близко к сердцу. Какие у нас подпольные порностудии?
— Не скажи, Димыч. Чикатило, вон, тоже не в столице работал… К тому же я и не порнуху имел в виду.
— А что?
— Ну, мало ли… Просто идея плодотворная: заказ — весьма жизнеспособная версия. От нее и пойдем!
Ракитин оглянулся на замершего в нерешительности Нагибина и сделал приглашающий жест:
— Ну–с, Елисей Николаевич, покажите нам… места событий.
***
В город мы вернулись под вечер. В декабре у нас в Сибири темнеет уже часа в четыре пополудни. Не сговариваясь, доехали до управления криминальной милиции и запарковались на почти пустой стоянке. Рядом с моим джипом приткнулся уазик опергруппы. Хмурый лейтенант Руденко и не менее насупленный эксперт–криминалист Потехин молча направились к входу в здание, а мы с Олегом остались покурить на свежем воздухе.
Многочасовой осмотр комнат, из которых пропали дети, ничего не дал. Их соседи ничего не видели и не слышали, — сон у ребятишек, как правило, крепкий, если они не болеют. Единственное, что бросилось в глаза, это отсутствие одежды.
— Странноватое похищение, — сказал я. — Такое впечатление, что детишки сами тихонько встали, оделись, даже взяли с собой некоторые личные вещи и так же тихо ушли.
— Куда? — тяжело вздохнул Ракитин. — Детдом стоит на самом краю поселка, ворота всего одни, охраняются…
— Ну да, сонным боровом!
— Ладно. Вышли они с территории, а дальше? Или в поселок к автостанции топать, или, что вероятнее, по дороге до трассы.
— Пятнадцать мальчишек и девчонок идут по обочине федеральной автотрассы — ничего себе картинка! Обязательно бы кто–нибудь да сообщил, хотя бы по ноль–два.
— Мда, не вытанцовывается, — легко согласился Олег, разглядывая тлеющий кончик сигареты. — Твоя версия?
— Ну, если это все же похищение… Значит, их увезли. На одной или нескольких машинах, — не очень уверенно выдал я.
— Ага. Тупик, — констатировал Ракитин, мне показалось, даже с некоторым злорадством. — Уйти они далеко бы не смогли, а машину или машины тоже кто–нибудь бы да засек. Тот же сонный боров у ворот. Ночью там должна стоять почти гробовая тишина — не город, чай! Любой посторонний звук, как выстрел из пушки.
Ознакомительная версия.
