— В таких обстоятельствах, — продолжала она, — было бы слишком рискованно отпустить вас на Аврору, где те или иные ваши действия могли бы вызвать межзвездный конфликт.
Бейли посмотрел ей прямо в глаза.
— Я был на Солярии, и никаких конфликтов не возникло. Наоборот…
— Знаю. Но вас командировали туда по просьбе космонитов. Просьба же с нашей стороны — это на сто парсеков другое дело, как вы отлично понимаете.
Бейли промолчал. Она неопределенно хмыкнула и продолжала:
— С тех пор как вы подали свои просьбы, а вице-секретарь их проигнорировал (с полным на то основанием), ситуация заметно ухудшилась. Особенно за последний месяц.
— Поэтому мы здесь, мэм?
— Вы теряете терпение, сэр? — иронически произнесла она тоном, каким обращаются к начальству. — И требуете, чтобы я сразу перешла к сути?
— Нет, мэм.
— Требуете, требуете. И что такого? Я излишне многословна. Хорошо, начнем с вопроса. Вам известен доктор Хэн Фастольф?
— Я видел его один раз почти три года назад в тогдашнем Космотауне.
— Если не ошибаюсь, он вам понравился?
— Он держался очень дружелюбно. То есть для космонита.
— Еще бы! — Она снова хмыкнула. — Вам известно, что последние два года он пользовался на Авроре большим политическим влиянием?
— Я слышал, что он вошел в правительство, от… от одного моего бывшего партнера.
— От Р. Дэниела Оливо, косморобота, вашего приятеля?
— Моего бывшего партнера, мэм.
— Когда вы разбирались с маленьким недоразумением между двумя математиками на борту космолета?
Бейли кивнул:
— Да, мэм.
— Как видите, мы следим за событиями. Доктор Хэн Фастольф последние два года был, так сказать, путеводной звездой аврорианского правительства, влиятельнейшей фигурой в законодательном собрании их мира, и его даже прочат в будущие председатели. Председатель в аврорианском обществе, как вы знаете, — это почти аналог главного администратора.
— Да, мэм. — Бейли кивнул, спрашивая себя, когда же она наконец перейдет к крайне щекотливому делу, о котором говорил комиссар.
Но Лавиния Демачек словно не торопилась.
— Фастольф, — продолжала она, — принадлежит к… э… умеренным. Так он себя называет. Он считает, что Аврора — и вообще космомиры — ушли по своему пути слишком уж далеко. Как, возможно, считаете вы, что мы здесь на Земле слишком уж далеко ушли по нашему пути. Он хотел бы снизить степень роботизации, вернуться к союзу и дружбе с Землей. Естественно, мы его поддерживаем… но втихомолку. Если мы выразим свое отношение открыто, для него это может обернуться смертным приговором.
— По-моему, — сказал Бейли, — он поддержит намерение Земли исследовать и заселять новые миры.
— Я тоже так полагаю. И, по-моему, он вам говорил об этом прямо.
— Да, мэм. В ту нашу встречу.
Лавиния Демачек сложила ладони и уперлась подбородком в кончики пальцев.
— Как вам кажется, он выражает общее мнение космомиров?
— Не знаю, мэм.
— Боюсь, что нет. Его сторонники не слишком рвутся в бой, а против него — легионы бешеных фанатиков. Только политическая искушенность и личное обаяние позволяют ему сохранять его нынешнее политическое положение. Наиболее уязвим он, естественно, в своих симпатиях к Земле. Из-за них он все время подвергается нападкам, и они отталкивают многих, кто был бы готов следовать за ним во всем остальном. Если бы вас отпустили на Аврору, малейший ваш промах лил бы воду на мельницу противников Земли и, следовательно, ослаблял бы положение доктора Фастольфа. Быть может, непоправимо. Земля просто не имеет права пойти на подобный риск.
— Понимаю, — пробормотал Бейли.
— Сам Фастольф готов рисковать. Именно он устроил вашу командировку на Солярию, когда еще только приобретал политическое влияние и его положение было очень непрочно. С другой стороны, он может потерять только свое положение, мы же обязаны обеспечивать благополучие восьми с лишним миллиардов землян. Именно поэтому нынешняя политическая ситуация до предела щекотлива.
Она замолчала, и в конце концов Бейли был вынужден спросить:
— В чем, собственно, заключается ситуация, мэм?
— Видимо, — ответила Лавиния Демачек, — Фастольф втянут в очень серьезный, просто беспрецедентный скандал. Если у него недостанет ловкости, то почти наверное его ждет политическая гибель в самое ближайшее время. Если же он сверхъестественно умен, то продержится еще несколько месяцев. Но рано или поздно он перестанет быть политической силой на Авроре, а это, как вы легко поймете, для Земли будет подлинной катастрофой.
— Могу ли я спросить, в чем его обвиняют? В коррупции? В государственной измене?
— По сравнению, это все мелочи. Да и его личную честность не подвергают сомнению даже заклятые враги.
— Преступление по страсти? Убийство?
— Своего рода убийство.
— Не понимаю, мэм.
— На Авроре, мистер Бейли, живут люди. А еще на ней есть роботы. В большинстве они на манер наших узко специализированы. Но есть еще горстка человекоподобных роботов. Настолько подобных, что их легко принять за людей.
— Это я знаю по опыту. — Бейли кивнул.
— Так вот, уничтожение человекоподобного робота, на мой взгляд, нельзя назвать убийством в строгом смысле слова.
Бейли шагнул к ней. Глаза у него широко раскрылись. Он почти закричал:
— Иосафат! Хватит играть, женщина! Доктор Фастольф убил Р. Дэниела. Вы это хотите мне сообщить?
Роф вскочил и двинулся к Бейли, но Лавиния Демачек остановила его небрежным жестом. Она сохранила полную невозмутимость.
— Учитывая обстоятельства, я извиняю вашу выходку, Бейли, — сказала она. — Нет, Р. Дэниел убит не был. На Авроре он не единственный человекоподобный робот. Убит был один из них, но не Р. Дэниел — то есть если термин «убит» тут применим. Точнее говоря, его мозг был парализован. Полностью и необратимо.
— И утверждают, будто это сделал доктор Фастольф?
— Да, его враги утверждают именно это. Экстремисты, считающие, что Галактику должны осваивать только космониты, а землянам следует вообще исчезнуть с лика Вселенной, как говорится. Если они сумеют добиться перевыборов в ближайшие недели, то приобретут в правительстве преобладающее влияние с непредсказуемыми последствиями.
— Не понимаю, каким образом роблок мог приобрести такую политическую важность.
— Точно сказать не могу, — ответила Лавиния Демачек. — В политике Авроры я не очень разбираюсь. Видимо, экстремисты в своих планах отводили человекоподобным роботам какую-то существенную роль, и этот роблок привел их в ярость. — Она наморщила нос. — Их политика ставит меня в тупик, и я только запутаю вас, если начну подыскивать объяснения.
