— А как же ты? — стараясь, чтобы это прозвучало деликатно, без пошлых намеков, поинтересовался инопланетник.
— Вдвоем здесь не поместиться, даже если ты был бы наполовину тоньше, чем есть на самом деле, — засмеялась Ника, тем не менее, игриво, как она привыкла, стрельнув, как бы в смущении, глазками. — На топчане и две такие фигуры, как моя — не поместятся… так что — придется мне устраиваться как-нибудь…
Но тут же, заметив беспокойство во взгляде своего гостя, видимо, не привыкшего сгонять хозяев с удобных и насиженных мест, блондинка разъяснила:
— Для меня фамильный сундук имеется…
Скромно приткнувшееся рядом с небольшой, сейчас все еще горячей печью творение рук неизвестного умельца из потемневших от времени толстых массивных досок возвышалось над полом на уровне коленей невысокой хозяйки, почти сливаясь в темноте со стеной дома. Крышку этого сундука Ника не открывала, пожалуй, с тех времен, как вступила в права наследования, опасаясь разыскать в его недрах совсем уж фантастический антиквариат, вроде серебряных, потускневших подсвечников, камеры-обскуры первых в человеческой истории фотоаппаратов или детекторного самосборного радиоприемника времен легендарных инженеров Попова и Маркони. Но для спанья жесткая и толстая крышка таинственного ларя использовалась всякий раз, когда девушка оказывалась на даче в компании кого-то из друзей и знакомых, к сожалению, а иной раз — к счастью, двуспальных мест в маленьком домике не было совсем.
Ника махнула рукой на неприбранный стол, мол, до утра потерпит, подхватила лампу и направилась к своей лежанке, краем глаза наблюдая, как располагается под тонким шерстяным одеялом, явно позаимствованным со старых армейских складов, её незваный гость. Привычно растянувшись на жестких древних досках, покрытых всего лишь сложенным вдвое древним, наверное, еще самой прабабушке принадлежавшим, длинным пальто загадочного фасона, блондинка склонилась к полу, на котором оставила «летучую мышь» и ловко увернула фитилек, гася лампу. Первозданные, природные темнота и тишина воцарились в тесном помещении, лишь легкое дыхание инопланетного гостя, едва заметное, совсем не мужское, успела уловить Ника прежде, чем самой погрузиться в глубокий спокойный сон удовлетворенного дневными делами человека.
Полицейское управление в Энске начинало работу в девять часов утра также, как и мэрия, единственный в городке государственный нотариус, почтамт и еще несколько казенных заведений, в их числе местная, совсем небольшая тюрьма и крохотный, больше похожий на зачем-то преувеличенную и выполненную из камня собачью будку, вокзальчик. Здесь, у грубоватой, но свежеокрашенной стены здания, на деревянной резной и чистенькой лавочке — в столице такого чудо давно уже не увидишь, в лучше случае — грубый пластик поверх толстенного металлического каркаса — коротал время с восьми часов утра сошедший со скорого поезда средних лет мужчина, охарактеризовать которого можно было одним словом — викинг, уж очень классической, скандинавско-нордической была его внешность: рост под сажень, широкие плечи, грубоватое, будто с нарочитой небрежностью вырубленное из дерева лицо с упрямым подбородком, короткие, светлые волосы, серые, ледяные глаза, внимательно оглядывающие провинциальную пустоту привокзальной площади, на которой не оказалось ни одной машины такси, ни даже какого-нибудь частника, подрабатывающего извозом, будто не останавливался по утрам в городке — пусть и всего на две минуты — скоростной фешенебельный экспресс, курсирующий между столицей и морскими курортами.
Прождав на лавочке в унылом безделье три четверти часа, викинг довольно уверенно, но с оглядкой на вывески с названиями улиц и номерами домов, как это свойственно приезжим, двинулся от вокзала к старинному, времен еще, наверное, первой Великой Войны, зданию полицейского управления, в котором застал лишь сонного, не успевшего умыться и взбодриться с ночи, дежурного, вежливо, но с явным раздражением в голосе разъяснившего порядок работы и начальника управления, и всех остальных сотрудников и клерков.
Конечно, провинциального чуда викинг не ожидал, да оно и не произошло — к девяти часам через высокие, украшенные старинной резьбой и потускневшими от времени массивными бронзовыми ручками двери управления прошел лишь совсем юный паренек, судя по отсутствию формы — то ли посыльный, то ли уборщик, и лишь через десять минут, отчаянно стуча каблучками по тротуарной плитке, появилась девчушка, по внешнему виду вполне претендующая на должность местной секретарши как бы не самого главного городского полицейского. Вот за ней-то следом и пристроился викинг, коротко пояснив, что ожидает здесь с раннего утра начальника управления по важному государственному делу.
С провинциальной наивной доверчивостью, даже не спросив у визитера документов, девчушка провела неожиданного столичного гостя в просторную приемную — с высокими потолками, старинной лепниной, широкими окнами, резными дверями и массивным столом, казалось, вырезанными из единого куска древнего дуба, с удобными мягкими креслами и массой игривых и модных журнальчиков на маленьком столике возле них — скрылась на пару минут за диковинной ширмой с китайскими драконами, сменив простенькое, почти домашнее платьице на очень короткую, в обтяжку, модную в столице еще в прошлом сезоне черную юбочку и белую блузку, не застегнув на ней пару верхних пуговиц, предложила викингу кофе, а пока там же, за ширмой, грелась вода, не смущаясь присутствия гостя деловито полезла открывать форточки на высоких окнах, поливать многочисленные цветы на подоконниках и настенных кашпо, бесстыдно и, как показалось викингу, привычно демонстрируя свои крепкие и, чего греха таить, красивые ножки в самых выгодных для них ракурсах, и беспрестанно размахивая при этом гривой густых, завивающихся мелкими кольцами рыжих, со светлым, медовым оттенком, волос.
Слегка отвлекшись от унылого процесса затянувшегося ожидания сперва на непринужденно мелькающие перед глазами девичьи прелести, а потом и на великолепный кофе, который оказался не растворимой гадостью, чем обычно пичкали посетителей в столичных присутственных местах, а настоящим, умело и с душой сваренным из свежесмолотых поджаренных зерен, викинг, казалось, не заметил, как пролетели без малого три четверти часа, и лишь после того, как огромные напольные часы в футляре из потемневшего красного дерева звонко пробили десять, на пороге приемной появился невысокий, начинающий полнеть, если не сказать, что уже сформировавшийся, толстячок в потрепанном, кургузом официальном мундирчике, когда-то давно знавшим значительно лучшие времена, но все-таки чистеньком и тщательно отутюженном, с неожиданным для провинциала отраженным на петлицах дубовыми листьями высоким званием комиссара второго ранга — полицейского генерала. И не взирая на добродушную, почти домашнюю внешность вошедшего, его ласковый взгляд на рыжую девчушку — «Здравствуй, Эмилия!» «Ага..» — викингу вдруг нестерпимо захотелось встать с кресла, выпрямиться и сомкнуть каблуки модных ботинок в полувоенном приветствии.
