Последний беглец остановился на гребне одного из окрестных холмов и оглянулся на свой временный приют, который наводняли ходячие мертвецы.
Если и можно нагляднее изобразить конец света, не было ни единого человека, который смотрел бы в тот день на покинутую тюрьму и представлял его как-то иначе. Огромный комплекс, растянувшийся на несколько сотен акров пахотной земли, буквально кишел ожившими трупами. Издалека они напоминали множество точек на дьявольском рисунке пуантилиста. Неуклюжее стадо заполняло все закоулки, по тюрьме бродили тысячи мертвецов. Многие обращали мертвые лица к безразличным небесам и издавали жуткие крики и стоны, как будто их пожирал изнутри всепоглощающий, неизбывный, неутолимый голод. От этого зрелища на глаза тех, кто много месяцев жил в этой тюрьме в относительной безопасности, навернулись слезы. Этот образ до конца жизни будет преследовать их. Падение тюрьмы стало воплощением рокового конца.
Последние несколько человек, убегавших в тот день в соседние леса, кинули лишь краткий взгляд на стадо мертвецов, не в силах смотреть на него дольше, а затем повернулись к тюрьме спиной и вступили в новую фазу тяжелого поиска убежища.
От сильного удара стены приемной содрогнулись. Все подпрыгнули. Тюрьма не выдерживала напора ходячих. Со всех сторон непрерывно доносился тревожный гул тысяч мертвых голосов и шарканье тысяч ног. Шум был невероятным. Несколько выживших солдат армии Вудбери сгрудились в центре пустого, засиженного мухами и забросанного мусором фойе, пытаясь перевести дух и решить, что делать дальше.
– Остин! – Лилли махнула рукой в сторону дальней стены, у которой были свалены флагштоки, дорожные указатели и сельскохозяйственные инструменты. – Будь добр, возьми одну из палок и перекрой боковую дверь!
Хромая, Остин подошел к груде инвентаря и взял оттуда прочный железный прут. Он повернулся к боковому выходу, расположенному под старой вывеской «Коридор Г-1», и вогнал прут между сломанной пластиной засова и полуоторванной петлей. В следующую секунду с другой стороны на дверь обрушился еще один глухой удар.
Остин вздрогнул. С потолка посыпалась штукатурка. Металл заскрипел. Толпа ходячих пыталась прорваться внутрь, пыталась добраться до источника сладостного запаха человеческого мяса, который дразнил их, пробиваясь через щели.
– Черт, да они выломают дверь! – воскликнул Мэттью Хеннесси, стоявший в противоположном конце комнаты. – Этих гадов слишком много!
– А вот и нет! – Лилли подбежала к заколоченному досками главному входу и начала баррикадировать дверь металлическими шкафами, заполненными тяжелыми ящиками с личными делами. – Давайте, помогите мне! Мэттью, Бен, тащите сюда свои задницы!
Они вместе придвинули к двери огромный стеллаж.
Комната была просторной, с выщербленной плиткой на полу и крашеными шлакоблочными стенами. Повсюду виднелись нечитаемые надписи и рисунки многих поколений осужденных, прибывавших в эту тюрьму. Пахло известью и какой-то кислятиной, как из старого холодильника. В одной из стен на уровне плеча было прорезано окно, за которым находилась проходная, где вновь прибывшие получали официальный статус заключенного штата Джорджия. На другой стене, изрешеченной пулями, косо висели портреты бывших начальников тюрьмы и первых лиц штата. Электричества не было, и комната лежала в прохладной темноте, но с улицы сквозь высокие заколоченные окна проникал скудный свет, в котором Лилли вполне могла различить испуганные, озабоченные лица своих бойцов.
Кроме Лилли и Остина, в разношерстную группу выживших солдат армии Вудбери вошли четыре мужчины и одна женщина, сейчас жмущиеся друг к другу в самом центре приемной: Мэттью Хеннесси, молодой каменщик из Валдосты, одетый в пропитанный потом камуфляжный жилет и обвязанный полупустыми патронташами; Хэп Абернати, седовласый, худощавый водитель школьного автобуса из Атланты, на груди которого была тугая повязка и который так сильно хромал, что в эту минуту казался идеальным кандидатом на протезирование тазобедренного сустава; Бен Бухгольц, лупоглазый мужчина из Пайн-Маунтин, в прошлом году потерявший всю семью в битве у природного парка имени Ф. Д. Рузвельта и теперь, похоже, вспомнивший об этой травме; Спид Уилкинс, задиристый девятнадцатилетний футболист из города Атенс, который как будто с трудом стоял на ногах, одурев от сражения и давно сбросив с себя всю школьную спесь; и Глория Пайн с перебинтованной наспех ногой, усталые, глубоко посаженные глаза которой поблескивали от страха под козырьком с надписью «Я с этим тупицей», забрызганным кровью и желчью.
Снова раздался удар, и снова все вздрогнули.
– Без паники, ребята.
Лилли встала перед ними спиной к главному входу. Пистолеты были засунуты у нее за ремень, и она в любую минуту готова была выхватить их, но была одна проблема: в одном из магазинов осталось шесть патронов, а в другом – и вовсе один, и еще по одному уже было загнано в патронник. Мертвецы скреблись в двери, и от этого по спине у Лилли бежали мурашки. Стадо рвалось внутрь. Баррикада из ящиков и стеллажей скрипела и скрежетала.
– Очень важно сейчас сохранять спокойствие и не сходить с ума.
– Издеваешься?! – Хэп Абернати пронзил Лилли взглядом холодных серых глаз. – Сохранять спокойствие? Ты что, не заметила, сколько там этих тварей? Теперь это просто вопрос времени, они все равно…
– ЗАТКНИСЬ! – проревел Остин, сверкая глазами, и этот взрыв был столь неожиданным, что даже Лилли удивленно вскинула брови. – Заткнись и дай ей сказать. Или, может, ты сам хочешь?..
– Остин! – Лилли легко коснулась его плеча затянутой в перчатку рукой. На ней все еще были те перчатки без пальцев, которые Остин дал ей накануне. – Все в порядке. Он просто озвучивает то, что у всех на уме, – Лилли обвела всех взглядом, и к ней снова вернулся отцовский голос. – Я прошу вас, доверьтесь мне, и я выведу вас отсюда.
Она подождала, пока все успокоятся и переведут дух. Хэп Абернати смотрел в пол, сжимая в руках винтовку AR-15, словно лишь она могла дать ему относительную гарантию безопасности. Все вздрогнули от очередного удара. Из глубин тюрьмы послышался треск, что-то упало и разбилось прямо над ними.
Ходячие прорвались внутрь тюремного блока Г – одна из задних дверей осталась открытой, – но никто не мог сказать, сколько мертвецов в этом здании и какие отсеки тюрьмы еще безопасны.
– Хэп? – мягко позвала его Лилли. – С тобой все хорошо? Ты со мной?
Он медленно кивнул, не поднимая глаз.
– Так точно… Я с тобой.
Последовала пауза. Треск, хруст и низкий, вездесущий гул ходячих мертвецов делали напряжение невыносимым. В этот момент никто не стал упоминать – все отчаянно старались не замечать перед собой этого слона, – что Лилли только что у всех на глазах убила Губернатора. В глубине души все они ожидали, что рано или поздно это каким-то образом случится. Все они были детьми жестокого отца, которые теперь пытались принять неизбежный, пусть и логичный, исход этой ситуации – и, как и все привыкшие к жестокому обращению дети, уже начали подавлять в себе не находящие выхода чувства. Теперь они смотрели на Лилли другими глазами. Они ждали ее команды.
