Несколько минут все молчали, будто пытаясь осмыслить услышанное. Затем доктор погладил усы и задумчиво произнес:
— Недавно я был свидетелем необычного явления. У меня нет родственников, кроме престарелого отца, человека глубоко и, как мне кажется, искренне и убежденно, но не фанатично, разумеется, верующего. Он принадлежит к сектантам. Правда, это не баптисты, пятидесятники, хлысты, мормоны или еще кто. Их секта особая. Они поклоняются единому богу, причем имени у него нет: его называют просто Бог. Возникла секта лет пять назад, когда ядерный бум вошел в силу и обострилась угроза войны.
— Значит, раньше ее не существовало как религии? — спросил Уваров.
— Нет, — подтвердил Эдерс. — Несколько десятков фермеров, принадлежащих к разным сектам, основали новую. Они продали свое имущество и землю, приобрели в глухом захолустье Запада большой участок. Построили на нем нечто напоминающее то ли монастырь, то ли крепость, а по мне — подобие концентрационного лагеря. Я приехал туда по вызову тяжелобольного отца, — доктор вздохнул.
— А как выглядит эта обитель? — поинтересовался Мартин.
Эдерс тряхнул головой, словно отогнал воспоминания об отце, и переспросил:
— Как выглядит?
— Да, — кивнул негр.
— Представьте обширную долину, окаймленную горами, поросшими низкорослыми деревьями и кустарником. В центре поселок, окруженный глубоким рвом с водой, в нем они разводят карпов. Весь участок огорожен металлической десятифутовой высоты сеткой на бетонных столбах, сквозь сетку пропущен ток. Дома двухэтажные, с толстыми стенами, глубоко врытые в землю, как бомбоубежища. Окна и двери узкие, словно бойницы, и герметические — снабжены вентиляцией с соответствующими фильтрами. Из каждого закрытого сооружения независимо от его назначения, обитаемо ли оно или просто служит складом, в общем, из каждого дома — ход в подземелье, по сути дела, там, на десятки футов внизу, расположен еще один городок. В нем электростанция, склады продовольствия и горючего, колодцы, бассейны с водой, больница, жилые помещения, короче — все необходимое для существования населения этих казематов в течение года.
— А почему года? — Грег непонимающе воззрился на Эдерса.
Доктор сделал жест ладонью, будто хотел сказать: подождите, дойдем и до этого, и продолжил:
— У них своя молельня и школа, а также армия. Да-да, самая настоящая. Всех жителей — мужчин, женщин или подростков обучают владеть оружием. В арсенале — базуки, минометы, пулеметы, автоматы и прочее. Руководит обучением пожилой немец, вероятно, из недобитых эсэсовцев.
Принцип их жизни таков: пусть человечество сходит с ума, убивает друг друга — им дела нет. Они спасутся, веря в своего Бога. Однако спасение души не отделяют от существования телесного и заранее об этом позаботились.
— На бога надейся, а сам не плошай? — вставил Уваров.
— Именно, — кивнул Эдерс. — Если произойдет ядерная катастрофа, они спустятся в подполье, где и переждут ее последствия, то есть опасность радиационного облучения — по их подсчетам, на это потребуется полгода-год. — Доктор посмотрел на Грога, тот кивнул, словно сказал, что удовлетворен ответом.
— Соорудили нечто подобное Ноеву ковчегу, но не от потопа, а от пламени, — хмыкнул Уваров.
— Именно, — подтвердил доктор. — Пока же они обрабатывают землю, ведут хозяйство сообща, пополняют запасы всего необходимого. Причем используют самую совершенную сельскохозяйственную технику. Они применяют и химические удобрения, разные там консерванты, гербициды, пестициды и прочие достижения науки.
— Ну а для чего им армия и оружие? — Уваров выжидательно уставился на доктора.
— Для защиты себя и имущества от тех, кто по какой-либо случайности останется в живых и станет скитаться по опустевшей Земле в поисках пропитания. Вы понимаете, не помочь спастись от огня, дать кусок хлеба или глоток воды, а отпугнуть оружием, перегрызть горло и уничтожить. И это не каких-то захватчиков, а своих соотечественников. Сектанты называют себя — «те, кто выживет» и фанатично убеждены — так и случится. Руководит ими совет во главе с магистром-настоятелем, избираемым на четыре года. В совет входят по одному представителю от каждой семьи — его выдвигает семья на свое усмотрение. В случае смерти кого-либо имущество переходит в общий фонд. Сектанты не отринули цивилизацию, как большинство их единоверцев, они широко пользуются ее благами: телевидением, радио, кино, а также газом, электричеством и так далее.
— А книги, газеты? — задал вопрос Мартин.
— Есть и то и другое, но лишь те издания, которые разрешает совет. От общества они уединились полностью: не участвуют в выборах, других мероприятиях, работают лишь на своей территории, выходить за ее пределы имеют право только члены совета с разрешения магистра. Это как бы государство в государстве — судьба других сограждан их не касается.
— Но их должны призывать в армию, брать налоги? — поинтересовался Мартин.
— Этого я не могу сказать — был там всего несколько часов и то под неусыпным наблюдением. Люди они молчаливые, во всяком случае, с посторонними в разговоры не вступают, ведут себя настороженно, относятся к чужим подозрительно и с опаской. В общем, не исключено, что мне это показалось с непривычки, народ они замкнутый.
— Как же вы почерпнули столько информации, поделитесь опытом? — подмигнул Грег.
— Мне повезло, — улыбнулся Эдерс. — Пользующий отца врач оказался моим однокашником по институту. Он и сообщил.
— Он тоже сектант? — с сомнением спросил Уваров.
— Разумеется. И он и его семья. Замечу, образ их жизни пуританский: строгий сухой закон, запрет на табак и, разумеется, на наркотики. Это я одобряю беспрекословно.
— А как они вступают в брак? В конце концов подобная изоляция приведет к кровосмешению и вырождению? — Профессор выжидательно посмотрел на Эдерса.
— Несомненно. Но мне кажется, над подобной проблемой они не задумывались — считают, до этого не дойдет, ибо думают, планета обречена на гибель в 1990 году. Откуда такая дата? Мне неизвестно. Надеются — все, кроме них, сгорят, а там посмотрим. Лишь бы выжить, а уж воспроизвестись-то сумеем. Сейчас у них запрещено иметь более двух детей. Население, как ни странно, в основном люди средних лет и молодежь, стариков мало. Если человек заболевает неизлечимой болезнью или младенец рождается уродом — умерщвляют. Кладбищ нет — пользуются крематорием, прах усопшего не сохраняется.
— Да-а, — скривился Грег. — Мой знакомый, некто Кинг, тоже стремился к изоляции. Мечтал любыми путями накопить денег и где-нибудь в Океании приобрести островок, куда и уединиться с семьей от мерзостей общества. Думаю, ничего из этого не получится, вспомните французского художника Поля Гогена — он, пытаясь создать мир гармонии человека и природы, искал «землю обетованную», но всюду наталкивался на противоречия. Даже в самые затерянные уголки протянул щупальца спрут наживы и алчности.
