выдернут меня для беседы, они всё еще не будут знать про театральных пидарасов? А также про попытку убийства и про хищение? — сочувственно поинтересовался я, — Уверяю вас, будут! А еще раньше им настучат про Матыцына! Со всеми подробностями и во всех красках! Да вы и сами это прекрасно понимаете, вы же опер! — польстил я Данкову. — И первыми всю гнилую информацию москвичам сольют люди из этого здания! Ваши замы и начальники профильных управлений! — обвёл я глазами стены кабинета.
Заканчивая свой искромётный монолог, я запоздало опомнился и отвёл глаза от серо-зелёного лица Данкова. Далее, рассматривая осень за окном, я терпеливо ждал пока тот до конца осмыслит услышанное и начнёт орать.
Я не мазохист и меньше всего мне хотелось громкой немилости со стороны областного наместника министра. Но, как известно, лучшее средство от зубной боли, это всегда зубной кабинет. И потому я совершенно осознанно пошел на обострение. Уж лучше я поведаю генералу всё сам и в нужной мне транскрипции. Нежели это сделают за меня те, кто вольно или невольно так подставил Данкова. Расскажут про меня, выставив младонаглецом и гнусным интриганом. Из-за которого всё получилось так, как получилось. И из-за этого пострадал товарищ генерал. А в том, что он обязательно пострадает, сомневаться не приходится. Другое дело, насколько сильно он пострадает.
В моём напряженном мозгу секунда звонко обрывалась за секундой. А громы небесные на мою голову всё не рушились и не рушились. Они так и витали где-то под высоченным потолком генеральского кабинета, нагнетая статическое электричество и нервозность.
— Помощником ко мне пойдёшь? — неожиданно скрипучим и совсем не громким голосом спросил товарищ генерал, — Или ты хочешь подальше пересидеть все эти события? А, может, ты, Корнеев, думаешь, что я не останусь в этом кабинете? Говори, как есть, обижаться на тебя я не стану!
Я не стал скрывать своего удивления. Которое, следует отметить, удивлением-удивлением для меня не было. Позднее зажигание у товарища Данкова. Я бы на его месте уже давно лейтенанта Корнеева из района к себе забрал. И держал бы его при себе на посылках. Нагружая его самыми деликатными и скользкими поручениями особого свойства. Но видимо, только сейчас, когда факел паяльной лампы приблизился к его седой жопе, товарищ Данков решил задуматься. И поменять приоритеты в кадровой политике, касательно своей свиты.
— Не сместят вас, Владимир Алексеевич! — твёрдо и, как можно убедительнее, ответил я, — Вы на этой должности меньше года. И вы пришлый. Так что не отберут у вас должность. Взыскание наложат, а должность не отберут! — прямо глядя в глаза начальника УВД, правдиво сообщил ему я то, что на самом деле думал.
— Дело по хищению в театре я, как следователь МВД, передал в прокуратуру в соответствии с действующим законодательством. Тут всё чисто и стерильно. Можете не сомневаться! В том, что прокуратура это дело развалила, ни моей, ни вашей вины нет. Это их рак головы, вот их подштанники теперь пусть и преют! — продолжил я рассуждать вслух.
— Всё правильно ты говоришь, я сам примерно так же думаю. Но ты на предложение моё забыл ответить! — напомнил мне Данков, — Пойдёшь ко мне помощником? — неподвижными глазами уставился мне в переносицу он.
— Не получится, товарищ генерал! — простецки улыбнулся я, желая перевести неприятную тему поближе к шутейному настроению, — У вас обе вакансии замещены. Секретарь и порученец.
Генерал Данков моё веселье поддержать не захотел. Наоборот, глаза его только сузились.
— Это ничего, лейтенант, это мы поправим! — продолжал он изучать моё лицо, — Пока в орг-инспекторский отдел сядешь. Или в Инспекцию по личному составу. Ненадолго. А потом, к весне ближе, в мою приёмную переедешь! Годится тебе такое повышение?
На лице генерала появилась лёгкая снисходительная усмешка, словно он мне сейчас протянул бутерброд с толстым слоем черной икры на горбушке ситного. Поверх не менее толстого слоя красной. Наверное, он сейчас ждал, что я пророню счастливую слезу и начну заверять его в своей преданности, и верности. А потом торопливо выражу согласие уехать в отпуск в Гагры или даже на южное побережье моря Лаптевых. Потому что поезд туда идёт намного дольше. И всяко-разно, за это время московская комиссия успеет вернуться к себе в столицу.
Мозг мой шмелём заметался в битой голове, ударяясь изнутри о черепную коробку. Нахрен-нахрен! Вот уж чего мне не надо, так это должности генеральского порученца. Этот хомут только на первый взгляд кажется мягким и золотисто-обворожительным. А бонусы от адьютантских аксельбантов непосвященным видятся божественными. По большей части из-за возможности нахально помыкать майорами и полковниками. Разумеется, прикрываясь непреклонной волей генерала. Нет, нам такого дутого счастья не надо! Изнанку этой радости я знаю хорошо и она меня не прельщает ни разу.
— Не потяну я такой ответственности, товарищ генерал! — надеюсь, натурально изобразил я смятение, — Я в МВД без году неделя! Ну какой из меня офицер для особых поручений при начальнике областного УВД?!! Я же от неопытности подставлю вас! — тараща честные глаза на благодетеля, воскликнул я фальцетом.
Исходя из того, что на лице товарища Данкова присутствовало сердитое недоверие, я понял, что фортель мой не удался. Поэтому продолжать комедию не стал и просто умолк, отвернувшись в сторону окна. Но краем глаза продолжая стрелять в сторону Данкова. Так, на всякий случай.
— А ведь правильно про тебя говорят, Корнеев! — тяжело вздохнув, навалился грудью на стол генерал, — Наглец ты форменный! Наглец и пройдоха, каких свет не видывал! Сидишь ты сейчас передо мной и нахально куражишься! Без всякого уважения к моим погонам и к должности моей, ты куражишься, Корнеев! Ну не сука ты после всего этого, лейтенант?
Конец десятой книги.
