— Эй! Привет! — заорал я во все горло.
Они обернулись. Я пошел в их сторону, чувствуя, как на моем лице появляется радостная улыбка. Я видел, что они смотрят на меня с отвращением, словно на гигантскую жабу, но, собственно, как еще они могли смотреть? Я подошел ближе. Девочки схватились за руки и прижались к няне.
— Бонни Ле Фей, я полагаю? — От радости шутка получилась тупой. — Не узнаешь? Это я спас тебе жизнь при последней попытке самоубийства.
Она выдвинула вперед подбородок и прищурилась.
— Ну и?.. — вызывающе бросила она.
— У тебя будет шанс сделать самый сенсационный репортаж в твоей жизни, — сказал я, все еще по-идиотски улыбаясь. Один из признаков старости — когда можешь владеть собой лишь частично. — Там стоят трое из Центрального бюро расследований и мой помощник. А я — Оуэн Йитс, частный детектив. Добро пожаловать в нормальное время.
Бонни еще несколько мгновений стояла неподвижно, беспомощно глядя на девочек, а потом перевела взгляд на стоявших за мной. Я видел, что она боится какого-нибудь обмана. Щелкнув предохранителем автомата, я по широкой дуге бросил его к стене.
— Идем, — сказал я.
Я пошел первым. Через несколько шагов меня догнала Бонни, на всякий случай держась чуть в стороне. Опередив меня, она заглянула мне в лицо.
— Если ты что-то замышляешь, я тебя убью! — сказала она.
Голос ее дрожал, кулаки были судорожно сжаты. Я кивнул:
— Хорошо. Можешь забрать тот автомат. — Не останавливаясь, я показал назад. Еще никогда в жизни я не был так уверен, что мне ничто не угрожает. Я бросил взгляд через плечо. Девочки шли за нами, но очень медленно. Еще долго они не будут доверять чужим.
— Возьми малышек, — попросил я Бонни. — Они тебе верят. Не мучай их.
Она вытерла слезы рукавом фланелевой рубашки и остановилась. Я вернулся к ожидавшим меня Нику и Дугу. Мне очень хотелось ударить скованного охранника в лицо, я чувствовал, что мог бы его убить. Лишь опасение, что девочки и Бонни могут понять меня превратно, спасло ему жизнь.
— Дайте закурить, — прохрипел я.
Я пытался откашляться, но комок в горле лишь рос. Мне хотелось выругаться, хотелось закурить, хотелось, чтобы никто не видел, насколько по-идиотски я выгляжу. Но видели все. В конце концов мне удалось затянуться дымом, я напустил его себе в глаза и долго тер их, пока не смог отчетливо разглядеть каждого.
— Это дочери Голдлифа. Они сидят здесь уже восемь или девять лет. И Бонни Ле Фей. К счастью, ее не убили, лишь сделали няней для малышек. А их отец вынужден был делать все, что от него требовали, чтобы сохранить жизнь дочерям. — Я набрал в легкие дыма и выпустил его с громким шипением. — На приеме у Голдлифа я подслушал несколько фраз, сказанных им и настоящим шефом ТЭК. Вот только, поскольку мне были знакомы оба голоса, я их перепутал. Шеф — Рэм Вуд. Я думал, что он здесь. — Я повернулся к Нику: — На этот раз ни на какую сделку с ЦБР я не пойду. Теперь это уже не дело государственной важности. Это самое обычное преступление гигантских масштабов и неизмеримое несчастье и слезы. И немало смертей.
Саркисян щелкнул предохранителем автомата и отдал его одному из агентов, после чего удивленно посмотрел на меня.
— Откуда здесь взялся Вуд? Все время шла речь о Голдлифе… — Он пожал плечами.
— Этот сукин сын вдвойне подстраховался и сбил меня с толку, — признался я. — Если бы даже кто-то продрался через систему безопасности, то все равно попал бы на Голдлифа, а тот вынужден был молчать, если не хотел, чтобы с его дочерями что-нибудь случилось. Впрочем, когда он понял, что нужно было сразу бороться с шантажом, когда на счету настоящего ТЭК было уже несколько убийств, он не видел иного выхода, кроме как ждать. Потому он не сказал нам в Нитле сразу всего. Он подложил мне револьвер и на всякий случай делал вид, будто это не он. Наверняка он надеялся, что удастся освободить девочек. Только на это он мог рассчитывать. Сам он в любом случае был обречен.
— Но как ты добрался до Вуда?
— Не знаю. Интуиция. Сначала я думал, что меня стали преследовать из-за того, что я расспрашивал о Бонни, но дело было не в том. Вуд по-настоящему перепугался тогда, когда узнал, что я за ним следил. Правда, речь шла о деле о разводе, но, видимо, он не был уверен, не обнаружили ли мы заодно еще чего-нибудь. На всякий случай он начал ликвидировать угрозу. Каким-то образом ему удалось завладеть доказательствами измены, и он вынудил жену отказаться от процесса. Он выиграл время, а когда понял, что она встречалась со мной еще раз, ликвидировал и ее. Думаю, найти его будет не так-то легко.
— Вуда я беру на себя! — быстро среагировал Дуг. — Сейчас распоряжусь об аресте, — затараторил он. — Достану его из-под…
— Не волнуйся, не буду я его ловить, — успокоил я Саркисяна. — Дело закончено.
Ник открыл рот, но тут же его закрыл и посмотрел куда-то назад. Я обернулся. Все трое остановились и посмотрели на нас. У девочек был спокойный, но усталый взгляд. Почти бегом я первым направился к выходу.
Она превосходно владела собой. Я был рад, что именно она наливает виски в бокалы. Бывают дни, когда меня может радовать что угодно. Бывают дни, когда я могу влить в себя, как сегодня, целую бутылку, а мой организм каким-то странным способом выделит из ее содержимого каждый процент и отправит его в космическое пространство. Мы не перешли на «ты», и это меня тоже радовало. Если бы она сейчас предложила мне подобное, я чувствовал бы себя словно мальчишка на поле для гольфа, которому бросают десятку за то, что он достал мяч из колючих кустов.
— Вы должны простить девочек, — сказала она. — Мне пришлось уволить всю мужскую часть прислуги, впрочем, я пока не знаю, как вообще выглядит мое наследство.
— Не о чем говорить, — сказал я, — естественно, речь не о наследстве. А остальное как-нибудь устроится. — Я отказался от последнего глотка и встал. — Рад… — я вспомнил Мозреда и не закончил, как собирался: «что все так закончилось», — что девочки чувствуют себя хорошо. — Она заметила, что я сменил конец фразы. — Мне очень жаль, что ваш муж…
Ди Голдлиф подошла ко мне, протянула руку и погладила меня по щеке. Я знал, что это вовсе не означает того, что означает обычно. Я придержал ее руку и поцеловал.
— Простите, что я так вела себя тогда в бильярдной, — сказала она. — Я ошиблась в вас и наверняка уже не вполне хорошо соображала.
Я отпустил ее руку:
— Обычное дело. Чаще всего люди ошибаются в самих себе, как правило, оценивая себя лучше, чем следовало бы, а потом такая ошибочная оценка начинает касаться и других, но со знаком минус. Я сам — лучший тому пример.
Я вышел на широкое крыльцо, остановился и глубоко вздохнул, затем спустился на дорожку и направился к машине. Обойдя «химеру», я повернулся лицом к дворцу. В окне второго этажа я увидел два девичьих личика, а потом две маленьких руки над их головами. Я поднял руки, высунул язык и кончиком его коснулся носа. Подобного я давно не делал, но очень старался. Никогда до сих пор мне не платили столь щедро. Я быстро сел в машину, чтобы сохранить в памяти эти улыбки, особенно учитывая, что мне нужно было решить очень важный вопрос, и я знал, что лишь в состоянии подобной непонятной эйфории могу это сделать.