перед смертью разума, что оставить завещание в пользу близнецов…
– Но мы успели! И мы заслужили какую-никакую награду, и лучше все-таки какую, чем никакую! Я так считаю, – Жерар кивнул на минералы, которые Макс, тяжело вздыхая, принялась рассовывать по карманам.
– Но письмо ты всё-таки зря забрал, – сказала она после непродолжительного молчания.
– Не зря, – ответил Жерар. – Они должны разобраться в своих родственных и прочих связях сами, без подсказок, а для следствия не имеет значения, кому изначально хотели завещать месторождение. Оно в любом случае принадлежит Франкии, а не любому из членов семьи Соврю… А ещё им придется принять тот факт, что Константэн им сводный брат, а не чужой человек, и подумать о его доле в наследстве.
– Я не думаю, что будут большие проблемы в принятии, он в общем-то не самый плохой человек, – сказала Макс.
– Что я слышу! – удивился Жерар. – Кто-то говорит о человеке «не самый плохой»?
– Он на самом деле не соблазнял Кати, старался быть честным… Он прибежал на помощь к матери и к нам, – перечислила Макс. – Всё это перевешивает отрицательные стороны… О которых я, выходит, и не знаю, раз тот противный персонаж в кафе был вовсе не Константэном.
– А если бы он и был гадким, настоящий Константэн, я имею в виду – разве перечисленное тобой стало бы хуже? – полюбопытствовал Мильфей.
– Ты всегда найдёшь, чем сбить меня с толку, – проворчала Макс.
– Это ничего, тебе тоже удаётся меня удивлять раз за разом, – сообщил Жерар. – Мне нравится!
Он вывернул машину на проспект Двух революций. Близящийся вечер сделал воздух тёмно-голубым, всюду загорались фонари, и казалось, что весна уже полностью вступила в свои права здесь, в Монпансьеле. Город был чистым, как стёклышко: даже лужи высохли за ясный, солнечный день. И даже пахло весной, стоило опустить стекло!
– Стой, ты не туда едешь, – сказала вдруг Макс.
– А куда я еду?
– К себе. Ты знаешь… Я ещё не готова. Что там у тебя было по плану, свидание? Вот давай его и подождём.
– Ты же понимаешь, что я скорее всего буду под надзором полиции? – уточнил Жерар. – У меня на ноге уже новенький «дядя Ноэль», причем не раритетный, а вполне современный.
– Так ты и сейчас под надзором, раз Матьё тебе его поставил, – сказала Макс. – Не торопи меня, я…
Жерар молчал, ожидая – продолжится ли откровение детектива или она больше ничего не скажет. Она тоже помолчала, но, когда он свернул на светофоре в сторону квартала святой Юстинии, где располагалась Зонтичная улица, вдруг сказала:
– Я чувствую, что, если окажусь в твоём доме… мне не понадобится пижама. Но и на любимую рубашку претендовать пока боюсь.
– Макс, даже если бы у меня осталась одна-единственная рубашка, я бы с удовольствием тебе её уступил, – заверил её Жерар, – если бы, конечно, было надо.
Он с трудом скрывал разочарование. Что там рубашка? Ему была нужна Макс. Надолго или нет – авантюрист ещё не разобрался. Хотя уже и наплёл ей про внуков и завещание, однозначно имея в виду, что внуки будут общие, его и Макс!
– Я устала, – сказала она. – Я устала, хочу разобраться в себе, потому что у меня внутри явно что-то произошло. Я хочу домой. У тебя такой дом, что в нём хочется остаться – но вот разбираться в себе мне там будет некогда.
– Хочется остаться? – спросил Жерар, не веря своим ушам.
– По крайней мере, на какое-то время.
– Без обязательств? – уточнил он, хотя, кажется, и на них был уже почти готов.
– Возможно, что и без них.
– Просто для себя?
– Чтобы получить удовольствие… Если уж ты считаешь себя способным его мне доставить, – сказала Макс медленно.
О, с ней точно и явно что-то происходило.
– Мне не надо срочно бежать и искать какого-нибудь кота или пса, чтобы проверить, не метаморф ли ты? – спросил Жерар в шутку.
На что Макс довольно серьёзно ответила:
– Спроси меня о чём-нибудь, что знаю только я.
– Ну… это непросто, учитывая, что мы недавно познакомились, но… Скажи, ты точно не хотела съесть того воробья на ужин? Это не даёт мне заснуть, всё думаю о бедняге!
Она засмеялась. И снова смех понравился Жерару, который всегда считал, что лучше смеяться, чем ругаться, даже так забавно, как это делала Макс, поминая различные овощи и грибы.
– Кстати, открой мне тайну, – спросил он, – почему ты так ненавидишь артишоки и прочий салат?
– Если бы тебя в детстве всем этим богатством закармливали, чтобы добиться стройности и изящества – ты бы тоже ненавидел, – сказала Макс. – И всё из лучших побуждений, между прочим! А заметил, да?
– Что именно?
– От овощей никакого толку. Если женщине не дано быть стройной и изящной, как, скажем, Кати или Мари-Жанна – то никакие артишоки не помогут. Они не принесут никакого толку, никакого счастья!
– Ну… А жирная утиная ножка на такое способна? – улыбнулся Жерар.
– Она хотя бы вкусная, – грустно сказала Макс. – Ну вот, теперь я поняла, что проголодалась! Надеюсь, Ролан что-нибудь приготовил…
Жерар снова покосился на неё.
Сейчас был такой момент, когда он легко мог настоять, чтобы Макс всё-таки поехала к нему. Всего лишь посулить вкусный ужин! Сначала – ужин, а потом как пойдёт. Вероятно, первый раз будет не слишком бурный: они оба изрядно устали. Но утром они наверняка возьмут реванш…
Однако он не повернул… И машина всё так же плавно скользила по улице по направлению к дому, где жила Макс, и в голове Жерара постепенно складывалась совсем иная картина. И уже у самого подъезда дома номер шестнадцать по Зонтичной улице он понял, что готов ждать не только до четырнадцатого февраля, но и гораздо дольше.
– Ну, встретимся в субботу, – сказал Мильфей, помогая Макс выйти из машины. – Заеду за тобой в семь вечера.
– Если только у меня не будет ещё какого-нибудь сложного дела, после которого я совсем сойду с ума, – неловко пошутила Макс. – И если тебя не решит оставить при себе комиссар Матьё.
– Да, этот твой Матьё мне не понравился, в отличие от Бланшетта, –
