Павел успел вовремя, к тому же ему крупно повезло. В пустынном уже фойе, прямо у входа, на куче сумок и мешков грустила девушка-продавщица. Увидев Павла, она просияла, вскочила, замахала руками, закричала:
— Паша! Как хорошо, что ты зашел. Мой грузчик не пришел, наверное, загулял, а хозяин в Москве…
— Сейчас, сейчас! Только за телегой сбегаю…
Грузчик племянника тоже загулял, на куче товара сидела жена племянника в самом мрачном расположении духа, но, увидев Павла, тут же расцвела. Павел помчался к камере хранения. Похоже, в этот день на грузчиков напал мор. Продавщицы еще шести лотков сходу наняли Павла, пока он бежал за телегой. В камере хранения в поте лица трудился хиленький парнишка, бегом таскал вниз из телеги сумки и мешки, но явно не справлялся с обилием заказов. Павел покатил свободную телегу к лоткам, в уме подсчитывая заработок. Получалось не хило, редко так может повезти. Весьма насыщенный приключениями денек выпал: и морды начистил, четырем мужикам и одной бабе, и денег заработал, а день-то еще не кончился…
Торопливо кидая товар на телегу, Павел спросил:
— У вас тут что, мор на грузчиков напал?
Продавщица, изо всех силенок помогая Павлу, — уж очень ей хотелось домой пораньше, — пропыхтела:
— Да, понимаешь, почти все хозяева вчера зарплату грузчикам выплатили, а тут вдруг слух прошел, что скоро водка подорожает, ну грузчики и кинулись запасаться… А кому ж не известно, что водку надежнее хранить в себе?..
С помощью продавщиц Павел быстро загрузил телегу, отвез товар в камеру хранения, быстро разгрузил. Пришлось сделать еще пару рейсов. Хилый паренек явно не мог составить конкуренцию Павлу, а продавщицам жуть как хотелось домой. Собрав обильную жатву, Павел отправился к Люське. На радостях даже забыл проверяться на предмет хвоста, хорошо, вовремя вспомнил. На сей раз он воспользовался сквозным подъездом.
Неподалеку от Люськиной малосемейки стоял старый двухэтажный деревянный дом на восемь квартир. Удобства находились во дворе, а потому имел место сквозной подъезд. Двор был огорожен высоким деревянным забором, но за помойкой имелся проход в другой двор, а там можно было выйти на параллельную улицу.
Павел торопливо шел по тротуару, не оглядываясь, будто собираясь прошагать улицу насквозь, но лишь только поравнялся с подъездом, мгновенно юркнул туда. Пролетев его насквозь, выскочил во двор, пробежал по дорожке, вылетел на помойку, насмерть перепугав бабку с ведром, и вскоре был уже на параллельной улице. Неторопливо перейдя ее, на противоположной стороне укрылся за подстриженными на уровне его роста кустами, и только после этого оглянулся. Из двора такого же, как и на параллельной улице, деревянного дома никто не выскочил. Ну и прелестно…
Уже темнело, когда он подходил к Люськиному дому. Вдруг он остановился. В мозгу всплыла фраза, будто начертанная огненными буквами: — "А может, не ходить?" Но организм уже буквально вопил от вожделения и требовал бешеную бабу. Павел плюнул и бросился в подъезд, взбежал на седьмой этаж, он никогда не пользовался лифтами. Изумительно, но Люська была дома одна. Увидев Павла, особенно бутылку в его руке, она просияла.
Разуваясь в прихожей, Павел спросил с подначкой:
— А где же Гера?
Она покривилась, бросила презрительно:
— А ну его… Денег у него никогда не бывает, ни выпить, ни чего другого… Ты есть хочешь?
— А у тебя еда есть? — спросил Павел изумленно.
— Я у матери кусок мяса стащила, уже жарится. Хочешь, мясо по-французски?
— Это жаренное в вине что ли?.. — Павел потянул носом. Из кухни действительно доносился весьма многообещающий аромат.
Пройдя на кухню, он открыл холодильник, и сунул бутылку в морозилку.
— Эстет ты у меня… — разочарованно протянула Люська и облизнулась.
Она могла неделями не пить, но при виде дармовой выпивки ей неудержимо хотелось приложиться к бутылке немедленно.
Странно, но в квартире было прибрано, посуда помыта, пол подметен и даже в пепельнице окурков было немного. Бывали дни, когда на столе стояла пепельница с горой окурков, да еще две три чашки, вместо кофе наполненные чинариками. Видимо Гера ушел вслед за Павлом, и Люське все это время нечего было делать.
Павел сел в кресло, взял с журнального столика несколько листов, исписанных ровным Люськиным почерком. Уж что-что, а почерк у нее был почти каллиграфическим. Если правы графологи, то у людей с неустойчивой психикой и почерк должен быть отвратительным. Вообще-то, он давно подозревал, что Люська всего лишь косит под психопатку. Ей так удобнее жить. За то время, что Павел ее знал, она работала лишь около месяца, сторожила какую-то контору, и то не удержалась, поскандалила с директором и ушла, хлопнув дверью, да так, что из директорского серванта выпала его любимая дорогая ваза, и, естественно, разбилась. Директор распорядился не отдавать Люське трудовую книжку, пока она не возместит стоимость вазы, но трудовая книжка ценности не имела никакой, поскольку там стаж был указан меньше месяца. Кое-как закончив десять классов, она и учиться дальше не пожелала.
Павел прочитал последние стихи на листах. Похоже, Люська, как поэт, стремительно деградировала, Павел то и дело натыкался на ляпы, на плохие рифмы, перебои ритма. Но потом подумал, что это он сам стремительно растет, как литератор, а Люська просто остается на месте. В конце стопки листов обнаружилось несколько машинописных страничек, отпечатанных через один интервал. Люська явно пыталась писать прозу. Павел начал читать, и у него тут же скулы свело от тоски; настолько все в ее рассказе было уныло, темно и безысходно.
Он бросил листки на столик и передернул плечами. Как только она может жить в таком мрачном мире?! Она что, испытывает наслаждение, вгоняя себя в состояние мрачной безысходности? Или, не имея рядом чужой тоски и чужого отчаяния, она питается собственной тоской и собственным отчаянием? Своего рода, психическая мазохистка?..
Неизвестно почему, но Павел чувствовал себя в полной безопасности в квартире у Люськи, будто зверь в своем логове. Он даже дома так себя не чувствовал, имея под рукой заряженное ружье.
Люська, наконец, принесла шипящую сковородку, распространяющую одуряющий аромат. Павел уж и забыл, когда ел в последний раз мясо. Миска молодой картошки и пучок зеленого лука выглядели тоже весьма привлекательно. Картошка к мясу, это совсем не то, что картошка с постным маслом без мяса! Пока Люська доставала из серванта рюмки, Павел сходил на кухню за бутылкой. Она не успела достаточно охладиться, но было вполне терпимо. Откупорив бутылку, разлил, поднял рюмку, провозгласил с подначкой:
