…В том, что Сталин был тираном вселенского пошиба, теперь уже не сомневаются, наверно, даже сталинисты. — Пометка Сталина на полях: «В этом я не сомневаюсь тоже». — Другое дело в том, что назрела необходимость получить ответ на вопрос: можно ли было избежать подобного жестокого расклада? И поэтому крайне важно уяснить факторы, объективные и субъективные, которые сложились воедино и привели к тому, что было обозначено весьма индифферентными и легковесными, увы, словами «культ личности».
Но справедливо ли платоновскую схему, подсмотренную философом в античных реалиях, налагать на такие близкие нам события конца прошлого и начала нынешнего веков? Ведь времена, отстоящие от тогдашних на две тысячи с лишним лет, вовсе иные, да и место перенесено в государство Третьего Рима… Да, такой прием, может быть, не годится для исторической науки, но литератор может позволить подобную вольность.
Действительно, что мы имели в России до Семнадцатого года, если не подлинную олигархию? Хотя и патриархального, то есть, относительно человеческого типа… Она была безжалостно сметена революцией, к власти пришли якобы бедняки, установилась диктатура пролетариата, а если точнее — диктатура партии большевиков, а еще точнее, в нынешнем ее виде — функционерского аппарата.
Объективности ради следует согласиться, что российское общество, в котором партия большевиков начинала тайную, разрушительную деятельность, было куда более плюралистичным, нежели навязанное силой диктатуры, теперь уже неважно какой, русскому народу.
Да, государственное правление империи было олигархическим, да, имело место монархическое самодержавие, да, существовал царизм, опиравшийся на огромный бюрократический аппарат, было засилие помещиков и фабрикантов, хроническое малоземелье крестьян и нищета рабочих. Но была и многопартийная система, была и Государственная дума, существовали и сельские сходы самоуправления в деревне, множество действительно работающих беспартийных обществ, земств, наконец.
Пусть с известной, исторической обусловленной ограниченностью, пусть с традиционной «азиатчиной», пусть в не совсем демократических формах, но ведь все это было, было… Во всяком случае, царская тюрьма и ссылка в позднейшем восприятии большевиков, захвативших власть в Семнадцатом, но объявленных Сталиным «врагами народа» в Тридцать седьмом, выглядели чуть ли не «золотым веком» по сравнению с исправительными учреждениями ГУЛАГа.
Демократия как форма правления в России умерла, едва успев появиться на свет, доказав тем самым, что схема Платона работает не всегда. Тирания вдруг вздыбливается над обществом, не дав ему насладиться радостью народного представительства.
Была ли этому виной только личность Сталина, превратившегося в тирана всех времен и народов, тут уж безо всяких кавычек?
Вовсе нет. Вариантность развития человечества предполагает и другие пути для нашего несчастного народа. Но вряд ли стоит моделировать по принципу «Что бы мы имели, если бы…» Если бы письмо Ленина зачитали на заседании съезда, а не келейно по делегациям. Если бы Каменев и Зиновьев проявили большую принципиальность, а не затевали политические игры внутри Политбюро, игры, в которых разменной монетой, как вождям партии казалось, был незаметный генсек-аппаратчик, сумевший обойти всех и банально разменять их самих — позволим себе употребить модный тогда глагол революционного сленга.
А может быть, вопрос поставить еще круче: как развивались бы события, если б не февральская революция и октябрьский переворот?
Как тут не вспомнить святые слова Петра Аркадьевича Столыпина: «Нам нужны не великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»? Но, увы, нас снова трясёт вот уже шесть лет, а Великую Россию разваливают трясуны любых мастей…
…Личными качествами бывшего террориста Кобы не объяснить поддержку, которую оказало Сталину большинство партии. Скорее наоборот, качества эти были нетерпимыми в общении, поэтому генсек первым делом убирал тех, кто стоял с ним рядом. Хотя тот же Никита Сергеевич Хрущев, разоблачивший культ личности, за что пора воздвигнуть ему памятник в Москве и на родине, приводит множество примеров, которые характеризуют Сталина, как вполне доброго, справедливого, отзывчивого человека.
Пометка Сталина на полях:
«Спасибо, Никита!»
И тут же рядом. Станиславу Гагарину: Не торопитесь, понимаешь, предлагать памятник Хрущёву. Объективно полагая, именно его необходимо считать первым перестройщиком, начавшим подкоп под нерушимость Державы.
Совершенно ясно одно: для уяснения исторического феномена Вождя народов необходимо исследовать объективные особенности социальной психологии сопутствующей Сталину эпохи.
Прежде чем рассмотреть главный господствующий в сознании революционеров всех иерархических рангов фактор — нетерпение, попробуем увидеть два основных, далеко не одинаковых в количественном и интеллектуальном отношении слоя, из которых состояла партия большевиков.
Первые из них, естественно, соратники Ленина. Опыт их партийной деятельности, протекавший, как правило, в условиях подполья и заграничного существования, был пронизан жестким централизмом, так необходимым в условиях самодержавия и его довольно профессионально действующей охранки.
Методы конспиративной борьбы коренным образом меняют внутренний мир человека, формируют его характер, накладывают серьезный отпечаток на мироощущение индивида, определенным образом искажая его восприятие нормального человеческого бытия.
Устремления и помыслы лидеров большевистской партии были ориентированы на революцию как ближайшую цель. Захват власти — именно на этом зациклилось их сознание. Строительство же социалистического общества виделось как некая туманная еще, хотя и реальная в теоретических трактатах Ленина перспектива. Но сначала революция, захват власти, а уже потом будем думать, что же нам с этой властью делать. Весь мир разрушим до основанья, а затем… Согласно этой формуле идеал социализма виделся в некоей утопической дымке, возникающей обстоятельно на руинах. Опыта общенародного строительства государства нового типа не было. Впрочем, и сама революция, как начальный этап этого строительства, была разрушительной, хотя и учредительно-организационной.
Но вот вспыхнула Гражданская война, которая вовсе не была безальтернативной, зачастую она инспирировалась неумелыми и явно враждебными по отношению к россиянам действиями комиссаров, того же Сталина или ярого космополита Троцкого, плохо знавшего подводные течения тогдашней народной жизни. Сказывалась и прежняя конспиративность образа жизни большевиков, их лидеров. Война эта неумолимо привела к военному коммунизму с его железной дисциплиной, продразверсткой, расстрелами всех и всяческих контриков, в число которых попадали и сотни тысяч ни в чем неповинных людей. Но… лес рубят — щепки летят.
